Прямо говорю, этому нам можно учиться у наших партнеров по переговорам. Американцы умеют это делать мастерски. В основе их предложений всегда и прежде всего стоят национальные интересы США, но придают они им вид общечеловеческих интересов, даже, и тогда, когда эти интересы США глубоко эгоистичны. Их это не смущает.
Свои позиции, прямо глядя в глаза партнеру, они в любом случае отстаивают как самые гуманные и общечеловеческие.
Э. А. Шеварднадзе, широкомасштабно и привлекательно развертывая крупные идеи международной безопасности в интересах всего человечества, конкретные интересы нашего государства, особенно в военной области, нередко защищал вяло. У меня, наблюдавшего его переговорную деятельность, утвердилось мнение, что он даже стеснялся это делать. И причина здесь, по–моему, прежде всего в недостаточной его профессиональной подготовке, закалке как дипломата, в слабом умении аргументированно отстоять свою позицию. А когда сам эту слабость чувствуешь, нет желания и в борьбу вступать. Такая вялость при защите государственных интересов страны часто вызывала у меня чувство внутреннего протеста. Как это можно щедро черпать дипломатические ресурсы из боевой мощи вооруженных сил и обороноспособности страны, используя их на переговорах для обеспечения наших крупных разоруженческих инициатив, и в то же время должным образом не защищать интересы своих Вооруженных Сил в ходе переговоров?! На этой почве у меня с Шеварднадзе не раз возникали острые разногласия и осложнения.
Могут возразить, что в последние годы у госсекретаря США и министра иностранных дел СССР на переговорах были разные возможности в смысле прочности «тыла». Да, в эти годы у первого для защиты национальных интересов их было гораздо больше, чем у второго. Это верно. Но ведь в 1986–1987 годах ситуация была совсем другой — положение Советского Союза было достаточно прочным, но наша дипломатия имела тот же изъян, что в 1990 году. Недостаточный профессионализм — беда, а не вина Э. А. Шеварднадзе. Его вина в другом. Недостатки дипломатии Шеварднадзе были видны не только военным, но и дипломатам. Однако к тем из них, кто обладал высоким профессионализмом и был самостоятелен в своих суждениях, он далеко не всегда прислушивался. Мало того, тех, кто в попытках как–то исправить этот недостаток проявлял настойчивость, защищал свое мнение, вскоре в руководстве Министерства иностранных дел не осталось: одним из них нашлись места за пределами министерства, другие оказались перемещенными на второстепенные роли внутри него, третьи по понятным причинам просто замолчали. В МИДе с 1987 года установилось далеко не полезное для дела единодушие или во всяком случае единогласие.