Был канун Иванова дня, самый длинный день года, и это ощущалось, подумала Нора. Сегодня они провели еще восемь часов на болоте, и не нашли даже ногтя. Нора с завистью смотрела на команду Урсулы, которая достигла большого прогресса на болотной дороге, и вздохнула. Они уже заканчивали на сегодня, собирали свои инструменты, швыряли мастерки и наколенники в ведра, лопаты и грабли в тачки, чтобы отвезти их обратно к трейлеру.
Нора запаковала собственные инструменты, пожелала коллегам доброго вечера и направилась к машине, проходя по дороге мимо команды Урсулы. Кое-кто из них разворачивал над срезом черные пластиковые листы.
Взволнованная Рейчел Бриско рылась в одном из ведер.
— Где он? — требовательно спросила она у первого, кто попался ей под руку, молодой женщины, убирающей мусор неподалеку.
— Где кто? — раздраженно спросила другая девушка. — Ты о чем?
— Мой бинокль. Я положила его прямо на крышку ведра.
— Послушай. Рейчел, откуда мне знать? Я никогда и близко к нему не подходила.
Сзади к Рейчел подошел еще один археолог, молодой человек.
— Вот он, — сказал он. — Я просто захотел взглянуть на дикую природу…
— Отдай мне его, — сказала Рейчел. Она протянула руку, чтобы взять у молодого человека полевой бинокль, но он отступил в сторону и, дразня ее, отдернул бинокль. Рейчел взглянула на него с нескрываемой ненавистью и медленно проговорила: — Я сказала, отдай его мне.
— Что, сегодня вечером опять за птичками наблюдать собираешься, да?
Ни один из них не заметил, как сзади к ним широкими шагами подошла Урсула.
— О, Бога ради, когда ты, наконец, повзрослеешь? — громко спросила она, вырывая бинокль из рук молодого человека. Она протянула его Рейчел, а та уставилась на нее долгим взглядом и только потом взяла бинокль и гордо удалилась, не проронив ни слова. Нора была достаточно близко, чтобы разглядеть выражение лица Рейчел, и в неподвижно застывших глазах девушки она увидела ярость.
Нора была здесь всего лишь пару недель, но ей уже было очевидно, что Рейчел Бриско держалась особняком от остальной команды археологов. Ей наверняка было не по себе выслушивать «остроумные» шуточки коллег и при этом неделями каждый день работать, жить и есть вместе с ними. Наверняка здесь, как и в любом другом человеческом сообществе, союзы и границы образовывались без чьих-либо сознательных усилий, и никто их не контролировал. Группа людей была чем-то вроде примитивного организма, на нее влияли настроения, атмосфера, даже погода, она сопротивлялась изменениям, и все ее члены играли особую роль. Вожаки, последователи, бичи, клоуны — в каждой группе они были, и люди незаметно входили в свои роли, как актеры принимали знакомые амплуа.