Наконец поток музыки замедлился, водоворот стих и замер. Нора оттолкнулась от стены и коснулась спины Кормака, а потом скользнула руками по его груди. Он не удивился, наоборот, казалось, он ожидал ее и повернулся, чтобы принять ее голодный, ищущий поцелуй. Он положил флейту на стол и потянул Нору к себе на колени, и они продолжили ласкать друг друга, погружаясь в ощущения, словно это был первый, а не тысячный раз, когда встречались их губы. В голове у Норы вертелся отрывок песни, что-то о плюще, обвившемся вокруг дуба. Где тут была нужда, а где любовь? Вопрос так и ускользнул, оставшись без ответа, а его заменила неистовая страсть, желание столь сильное, что сейчас Нора отказалась бы от чего угодно, лишь бы исполнить его.
А потом все это рухнуло, распавшись на кусочки и упав обломками у ее ног. Перемена была столь неожиданной и пугающей, что Нора отдернула голову и охнула, а Кормак в тревоге схватил ее за плечи. Она встала и попятилась, заметив страх на его лице, но зная, что ей никак не объяснить того, что с ней произошло.
Нора не знала, сможет ли она вынести взгляд Кормака. Она бросилась вверх по лестнице и закрылась в ванной, включив воду, чтобы заглушить плач. Ванна должна все это смыть: ее слезы, обман, и снова сделать ее цельной — по крайней мере, она на это надеялась. Но Нора знала, что взгляд Кормака сейчас, потрясение и боль, когда она попятилась, — все это была лишь малая толика того, что он ощутит, когда она объявит ему о своем уходе; от этого предчувствия плечи ее еще сильнее затряслись, дрожа от рыданий.
Она просидела в ванной минут двадцать, когда наконец услышала негромкий стук в дверь.
— Нора, ты как там? Пожалуйста, поговори со мной.
— Заходи, — дверь приоткрылась, и Нора увидела его обеспокоенное лицо. — Заходи уж совсем.
Кормак присел у края ванны, где из пены высовывалась ее голова. Дом был заново переоснащен, но ванна до сих пор была старая, на ножках, широкая и глубокая. Нора закрыла глаза и почувствовала, как его пальцы гладят ее по щеке. Кормак поцеловал ее лоб и горящие глаза. Нора откинулась назад, слушая, как он капнул шампунем себе на ладони и начал намыливать ей волосы, медленными ритмичными движениями массируя виски, в которых отчаянно бился пульс. Она почувствовала, как ее страх раскрошился и смылся с водой, когда Кормак промыл ей волосы. Когда Нора поднялась, вся мокрая, из ванны, он закутал ее в огромное белое полотенце и пронес на руках до спальни, хоть это было и недалеко. И на этот раз ничего не разбилось, было лишь победное отступление, сладкое слияние.