– Я понимаю. Корень и Ствол, может быть? Боже мой, корень и ствол... Хотя папа с мамой вообще-то хотели мальчиков. Никто из нас, девочек, не намерен взваливать на себя сад. Он нам надоел.
– Родители часто просили вас помочь в детстве?
– Просили, скажешь тоже. Нас заставляли.
Отец бил их прутьями для подпорки цветов, если они не слушались. Флору он никогда не бил, но часто набрасывался на Розу, старшую сестру. Она должна была бы соображать. У Розы не хватало терпения. Она ненавидела загрубевшие потрескавшиеся пальцы, землю с ее запахом. Обычно она удирала от садовых работ и бежала на берег – купаться. А ведь могла бы догадаться, что ее ожидало дома. Она словно забывала об этом каждый раз.
Флора еще помнила ее плач, когда отец тащил ее в сарай с инструментами. Потом вся спина у Розы была распухшая и исполосованная. Сестры обмахивали ее листьями ревеня и промывали водой.
Все ее сестры хорошо устроились. Роза вышла замуж за владельца судоверфи и переехала в Гетеборг. Виола работает в магазине НК, а Резеда – завуч в школе для девочек.
Никого из них больше нет в живых. Только Флора.
* * *
Молочный суп. Что еще в нее можно запихнуть? У кого есть время сидеть и ждать, пока она проглотит то, что нужно жевать? От слизистого солоноватого привкуса ее тошнило. Она забулькала, но нашла в себе силы и проглотила.
Белые брюки разговаривали с приятельницей постарше.
– Представь, если бы надели на них прорезиненные комбинезоны и усадили бы их на сноуборды. Или на санки. Тогда мы могли бы их таскать по всей округе, им бы это понравилось, как думаешь?
– А нам бы не понравилось.
– Да ну, Инга-Мария, не будь такой занудой. Нужно оставаться в душе ребенком.
– Вот именно. Вот ты и оставайся! Только нам не показывай!
Молодая вытерла Флоре подбородок.
– Флора, правда, весело бы было? Ты же каталась на санках, когда была маленькая? Весело ведь было, ты ведь не забыла? Знаешь, Инга-Мария, вообще-то можно немного вернуть их к жизни, если помочь им вспомнить кое-что из прошлого. Я про это читала, так оно и есть.
С каким бы удовольствием она сейчас раскашлялась, чтобы молочный суп фонтаном извергся из глотки, чтобы кашель и разлетающаяся во все стороны слизь положили конец этому завтраку на траве. Но ничего такого не случилось. Она глотала, послушно и старательно.
* * *
За день до Ивана Купалы Свен спросил, не могла бы она переехать обратно в Хэссельбю, на этот раз в его дом, и стать там матерью для его дочери, а для него женой. Он спросил именно в этом порядке: матерью моей дочери и моей женой.
Вечер был мягкий и красивый. Они поужинали в ресторане, а теперь шли по улице Святого Эрика, теплый ветерок обдувал ей руки и шею. Она ощутила такую радость, что остановилась посреди тротуара и обняла его.