Кстати, прежде чем делать разбор, я позвонил главкому. Доложив об окончании учения, я сказал, что хотел бы знать его мнение и оценку. А он мне в ответ: «А вы как думаете?» Я понял, что даже в этом он меня проверяет. Конечно, я изложил свою позицию, с которой потом выступил и перед офицерами дивизии на разборе. К моей оценке главком отнесся одобрительно и поинтересовался:
— Вы будете делать разбор на Магдебургском полигоне?
— Пожалуй, нет, — ответил я. — Полагаю, что учения можно считать законченными, когда все и всё вернется в пункты постоянной дислокации. Да и сам разбор — это важнейший элемент подготовки офицерского состава. Сейчас офицеры устали, поэтому восприятие будет не таким, как хотелось бы. Вот вернутся к себе, отоспятся и на разбор придут со свежей головой. Тогда от него и толк будет.
— А все-таки когда разбор?
— Через трое суток после окончания учения: сутки — для работы на маршрутах к границе и на рубежах; сутки — на возвращение в пункты постоянной дислокации — это более 250 километров и сутки — на подтягивание хвостов и приведение личного состава в порядок.
Главком согласился.
Но когда я в Потсдаме в Доме офицеров дивизии делал разбор учений, внезапно приехал Туронтаев. Заметив мое удивление, пояснил:
— Главком вызвал меня и говорит: «Поезжай — поприсутствуй. Тебе тоже надо изучать кадры». Вот я и приехал. Изучать.
— Меня? — спросил я.
— Разумеется.
Разбор хоть и длился долго, однако получился интересным, так как оказалось много замечательных примеров, характеризующих и части, и дивизию в целом. Отбросив всю шелуху, я по-крупному сделал выводы, дал оценку учениям, а в заключение наградил группу особо отличившихся офицеров.
Учитывая, что на разборе присутствовал начальник штаба Группы, я обратил внимание на подготовку не только командиров и войск, но и штабов. Поблагодарил штаб руководства, офицеров Управления и штаба Группы, которые вместе с главкомом оказывали нам помощь.
Когда все закончилось и мы с Владимиром Владимировичем Туронтаевым уже спокойно пили чай, он вдруг вспомнил, как я благодарил офицеров, которые вместе с главкомом оказывали нам помощь, рассмеялся и сказал:
— Представляю, как они потрепали вам нервы.
— Знаете, Владимир Владимирович, скажу откровенно — я ожидал более сложной обстановки. Да и главком вел себя ровно. Правда, он меня капитально «пощупал» по плану подъема армии по тревоге и по плану проведения учений с 10-й Гвардейской. Все остальное прошло мирно.
Туронтаев ответил:
— Думаю, что он уже кардинально изменил к вам отношение. Раньше, до вашего приезда, он проклинал всех начальников, особенно Главное управление кадров, приговаривая: «У нас в Группе полно своих отличных, заслуженных генералов, которые будут успешно командовать армией, а мне выкопали какого-то с Заполярья — он там, кроме снега, ничего и не видел». А позавчера захожу к нему в кабинет, а там полковник Козенко — начальник КЭУ Группы. Главком говорит: «Ну, у тебя все? А как там со строительством городка для учебного полка связи в Альтенграбове? Вот как раз начальник штаба подошел». «Все идет к завершению. И командующий 3-й армией подключился…» — загадочно говорит Козенко. Тогда главком спрашивает: «Что ты имеешь в виду?» Полковник отвечает: «Звонит мне командарм и говорит: «Нагнал ты народу много, но они ничего не делают. Я их, — говорит, — на столбах вешать не буду, как тебя главком, но ведь пересажаю на гауптвахту, хоть они и гражданские, и буду водить на работу с конвоиром. Так что принимай меры». Мы все рассмеялись, а главком говорит: «Правильно сказал командарм! Заставь их как следует работать».