— Я должен позвонить Доре.
Включился автоответчик. Он обругал все эти новомодные изобретения, а потом подумал, что его собственные родители были бы до крайности изумлены, если бы им сказали, что кто-то может позвонить к себе домой, поговорить с самим собой, наградить себя же каким-нибудь оскорбительным эпитетом, а потом на досуге прослушать сделанную запись.
Бёрден с безмятежным выражением лица выслушал его размышления вслух, а потом попросил:
— Ну, давай, расскажи, чем закончились эти сексуальные делишки Джайлза с Джоанной.
— Ах, да. Думаю, Джайлз сначала испытывал то же, что испытал бы любой другой мальчик его возраста: и удивление, и страх, и удовлетворение от того, что у него… э-э… все получилось, и даже гордость. Он был доволен, когда Джоанна заявилась к нему еще и на следующее утро, а потом приходила по вечерам в те несколько недель, когда Дейды куда-нибудь уходили. Софи была дома, но сидела в своей комнате. Однако уже на следующей неделе она вызвала Джайлза на разговор, и он во всем признался. Он ничем не рисковал, потому что знал: она не выдаст его ни Роджеру, ни Катрине… Она знала об этой связи, если так можно выразиться, и, очевидно, поэтому так пугающе много знала о сексе, и это заставило меня в какой-то момент заподозрить, будто ее кто-то растлевает, скорее всего, ее собственный отец. Подозрение оказалось неверным. Она просто была посвящена в дела Джайлза и знала, что позже он стал к этому относиться по-другому.
— А он стал к этому относиться по-другому?
— О да. Видишь ли, сначала он никак не связывал происходящее между ним и Джоанной со вступлением в церковь. Во всяком случае, мне он так сказал. Одно к другому не имело никакого отношения. А потом в одно прекрасное воскресное утро он пошел в церковь, где прослушал проповедь брата Иашува, посвященную сексуальной чистоте. Было начало июня. Если бы мы были Истинными Евангелистами и изъяснялись библейскими метафорами, то сказали бы, что пелена спала с его глаз. Более того, ему было сказано, что он должен во всеуслышание покаяться в своих грехах во время Исповедального Собрания в июле. Он вдруг осознал: то, что, как он думал, придавало его жизни чудесную завершенность и в самом низменном смысле дарило великое удовольствие, а в возвышенном — поднимало над остальными, оказалось всего лишь пакостным грехом. Он понял, что ему необходимо со всем этим покончить и заставить Джоанну понять это… Ему было всего пятнадцать. Поэтому он начал с того, что просто отказался идти на свидание к ней домой. Раньше он там никогда не был, это было ее первое приглашение, и он сказал, что оно слишком для него рискованно. Его мать может обо всем узнать. И ему повезло: в те вечера его родители никуда не собирались, а потому в услугах Джоанны надобности не возникало. Наступил день Собрания, и он отправился в лес Пэссингэм-Холла. Мест в машинах не хватало, ведь многие отправлялись туда прямо с работы, а не из дома, поэтому он в сопровождении одного из взрослых отправился в Пэссингэм на поезде, а потом на такси, вот как он узнал о существовании станции Пэссингэм-Парк. На обратном пути машин было предостаточно, и многие готовы были его подвезти. Но назад он ехал в машине вместе с еще четырьмя истинными евангелистами. Его там, наверное, как следует придавили.