— А я вот что ещё скажу, — добавила Чернава. — Когда-то ваши мудрецы обязательно Божью мудрость запишут. Не случалось ли тебе видеть, что из телесных глаз, когда они долго побудут в дыму, текут телесные слёзы, как у меня сейчас. А на свежем воздухе, на лугах, при источниках и садах, те же глаза делаются острее и здоровее? То же самое происходит и со зрением душевным. Если оно обращено на луг духовных писаний, то делается чистым, ясным и проницательным, так что может видеть наветы бесовские, а если остаётся в дыму житейских попечений, непрестанно будет испускать слёзы, бесконечно плакать о сём и будущем веке. Ибо дела человеческие подобны дыму, и ничто не причиняет столько болезни душевному зрению, как множество житейских попечений и пожеланий. Как обыкновенный огонь, охватывая вещество влажное и промокшее, производит большой дым и наводит забвение, когда объемлет чью-либо душу, страстную и слабую[76]. Я об этом недавно говорила вашим мудрецам, и они всё на настоящие пергаменты записали, так что скоро всем возвестят…
Вечер свалился на Аркаим совершенно неожиданно. Казалось, солнышко хоть и гуляет за облаками, но наступления ночи ожидать можно ещё не скоро. И вдруг светило исчезло в неизвестном направлении, а со всех сторон разом обрушилась темнота. Юноша, сидя на брёвнышке, невольно поёжился. В Месопотамии ночи тоже были тёмными, бархатными, густыми, но темнота не нападала так вот сразу со всех сторон.
— Ну, ты чё закручинился? — потрепала его по вихрам Чернава. — Не след грустить, благо ночь на дворе. Я тебе песню нашенскую спою, интересную.
Девушка помешала длинной кочергой уголья разгулявшейся печи, села на брёвнышко рядом с Толмаем и запела тоскливо, но уж такие песни русские, никак нельзя на Руси без этого:
Не ковыль в поле травушка шатается —
Шатался, завалялся добрый молодец,
Пришатнулся, примотнулся к тихой речке,
Вскрикнул добрый молодец громким голосом своим:
— Кто тут есть на море перевозчиком,
Перевезите меня на ту сторону!
Перевезите меня, братцы, схороните меня,
Схороните меня, братцы, промеж трёх дорог,
В головах моих поставьте животворящий крест,
В ногах моих поставьте ворона коня,
В правую руку саблю вострую.
[77]Чернава замолчала. Потом посмотрела прямо в глаза «добра молодца», у которого от женского взгляда разбежались по спине мурашки.
— Я спела тебе о землях Киммерийских. Вот те края, где ты должон был Алатырь-камень отыскать, — тихохонько шепнула девушка. — А течёт из-под него речка Смородинка.
Губы девичьи были так близко, и так от них пахло свежей земляникой, ещё не поспевшей на солнечных таёжных полянах, что голова у парня закружилась. Нижнее царство — нижним царством, а здесь такая девушка! И не где-то в подземельях, а рядом!