В своих письмах он уверял ее, что он "... такой великий человек, которого еще не было, да и не будет!" [172, с. 56]
Н.Д. Моисеев, заметив эту черту характера К.Э. Циолковского, отметил, что "... по натуре своей это - человек исключительно скромный и даже застенчивый и одновременно он же, тот же самый Циолковский, органически ощущает себя великим, почти пророком... Этот скромный человек, как в дальнейшем окажется, одновременно является иногда и попросту нетерпимым. Скромность, проросшая своими разветвлениями в гордость - вот кратко наиболее правдивая характеристика" [40, с. 14].
Мы согласились бы полностью с этим высказыванием, если бы нам было дозволено заменить в нем слово "гордость" словом "самомнение".
Каждый человек должен прочитать за свою жизнь, а особенно в молодости, очень много книг. Это, конечно, наша точка зрения, в основании которой лежит глубокая убежденность в действенной силе литературы.
К.Э. Циолковский их прочитал откровенно мало: кое-что из Жюль-Верна, Уэльса, Шекспира, Писарева, нигде и ничего не говорит он о знакомстве с работами Пушкина, Толстого, Достоевского, наверное, не воспринимал стихи. Есть, правда, его свидетельство, что он перечитал за несколько лет подшивки журналов "Современник", "Дело", "Отечественные записки". Он отмечал именно журналы, а не авторов.
Поразительно, но человек, который в будущем разработает собственную философию, в московский период "всякой неопределенности и "философии"... избегал". При этом к "философии" он относил все, что ему представлялось непонятным или избыточным.
По этой причине он не признавал "... ни Эйнштейна, ни Лобачевского". Он отверг также и Минковского, назвавшего время четвертым измерением: "Назвать то можно, но слово это нам ничего не открывает и не прибавляет к сокровищнице знаний".
Отвергал он сразу и на всю жизнь. "Под точной наукой или, вернее, истинной наукой, - писал он, - я подразумевал единую науку о веществе, или о Вселенной. Даже математику я причислял и причисляю сюда же" [171].
Три года жизни в Москве были наполнены трудом, одиночеством и мечтами о будущих изобретениях. Именно в эти годы у него сформировалась мечта "... о завоевании Вселенной", а в социальном смысле он преодолел несколько последствия своей провинциальности - робость перед большим городом; самостоятельно получил некоторые знания, и приобрел безграничную уверенность в своих силах.
Все эти годы он переписывался с отцом, который все-таки сообразил, что жизнь в Москве мало что дает сыну, но может привести его к гибели. Под благовидным предлогом он пригласил его вернуться домой, в Вятку, и все увидели "плоды образования": он был черным от слабого питания ("я съел весь свой жир") [172, с. 64].