Бронепоезд стоял в степи у низкого длинного здания, сложенного из медных блоков. Вокруг бегали люди, волокли ящики и мешки, прыгуны тащили груженые повозки. Нас повели вдоль состава, мимо окутанного паром локомотива, и я наконец узнал, куда мы прибыли.
В полукилометре от нас высилась стена, защищающая Перевал. Но это был вовсе не тот невысокий, собранный в авральном темпе заплот, что возводился против хрустальных червей.
Теперь Перевал перегораживала высоченная, вровень со скалами, медная стена, подпираемая могучими контрфорсами. Поверху ее шли ряды бойниц, укрытых черепичной кровлей, а по бокам высились мрачные и величественные башни, на которых развевались знамена с символикой ВКС.
В стене имелись узкие ворота, над которыми нависало забрало с косыми бойницами. К воротам вела мощенная металлическими плитами дорога, запруженная людьми и повозками. Станция, куда прибыл наш бронепоезд, имела несколько путей, и на всех них стояли составы, один другого причудливее. Я заметил еще один бронепоезд, без пушек, но зато с катапультами на открытых платформах.
Пока нас конвоировали к воротам, я все пытался отыскать среди снующих туда-сюда людей знакомых, но то ли их не было, то ли я не узнавал никого… Впрочем, трудно разглядеть в бородатом латнике, облаченном в доспехи и шлем, какого-нибудь техника штурманской группы эвакотранспорта «Русь», с которым ты играл в пространственный футбол в сферическом зале 3D-гимнасиума.
А вот нас, похоже, узнали. Несколько человек даже бросили свою поклажу, застыв, точно вкопанные, а какой-то горбоносый, по самые глаза заросший густой черной бородой мужчина в мохнатом плаще, скроенном из полосатой шкуры неизвестного мне животного, попытался заговорить с нами, но Зимин молча отодвинул его, выразительно потрясая мечом.
В воротах бдительная стража в глухих колоколообразных шлемах выставила звенчи и не успокоилась, пока не проверила у наших конвоиров «документы» – в этом качестве выступали полированные бронзовые лепестки, носимые на шее и запястье левой руки. Такие «бэйджики» были тут у всех. Память снова услужливо подсказала нужное словечко: «пайзца».
– Да-а, друг Цендорж, похоже, изменился не только город, но и люди… – с усмешкой сказал я монголу. Тот молча пожал плечами.
Миновав ворота, мы оказались на замощенной площади, с которой открывался вид на знакомое плоскогорье. Знакомое? Я не смог сдержаться и удивленно присвистнул.
Все пространство от леса до реки, некогда пустынное и поросшее редким кустарником, оказалось застроено домами в два-три, а то и в четыре этажа. Причем это были не просто дома, а дома-крепости, дома-замки, с башнями, с какими-то редутами, зубчатыми стенами и даже рвами, заполненными водой из Безымянки. Все здания строились по одной технологии – из медных блоков – и казались воплощениями торжествующей технократии, материализовавшимся в металле гимном промышленному превосходству Земли даже здесь, на Медее. Это впечатление усиливали торчащие там и сям мачты гелиографов, на которых вспыхивали круглые сигнальные зеркала.