: Погоди, друг. Дай мысли простор. Тут надобно…
Криспин(азартно): Да чего там! Берешь листы. На каждом пишешь: "Уповаю на спасительную силу вашего несравненного таланта. По достижению успеха сего начинания обязуюсь обнародовать имя благодетеля моего, и тем прославить его в веках". Надписываешь конверты – по адресам первейших перьев и…
Зачатьев(подозрительно): Постой, а ты сам-то – не того… не воспользуешься моей доверительностью?
Криспин(недоуменно): Зачем мне десять тысяч?
Зачатьев (облегченно вздыхает): И то верно… (усмехается) А ведь, я как вообразил, что ты, презрев долг дружбы и честь… за малым не обосра…
Криспин(перебивает): Но, сказать по чести, полковая казна – все ж таки верней. Уж больно перья наши тупы. Рублей десять – еще куда ни шло…
Привстает со своего места.
(радостно): О! А вот и ярмонка! Вишь, там – за пригорком…
Зачатьев его не слушает. Уснувшие было сомнения, стали терзать его с прежней силой.
Зачатьев: Побожись, что не воспользуешься!
Криспин(истово): Холера меня побери!.. (другим тоном) Слыхал, до соседней губернии сия напасть добралась. Карантины теперь введут… (вздыхает) Добро хоть ярмонку отменить не успели.
Пауза.
Зачатьев(задумчиво): А может казне микстуру от холеры продать? Выпил десять капель натощак – и здоров. За десять-то тыщ, а?
Затемнение.
Просторная прихожая квартиры четы Пушкиных. На полу ковер. В углу – диван с креслами и небольшой столик, заваленный бумагами. На диване как-то неловко, бочком присел Гоголь – тот же "зяблик", только усы стали несколько погуще. Очевидно, его пустил в прихожую слуга. В данный момент Гоголь ожидает Пушкина, голос которого доносится из кабинета. У Пушкина посетитель – кто-то из друзей-литераторов. Голос пушкинского собеседника не слышен. До прихожей долетают только обрывки пушкинских реплик.
Тем временем Гоголь украдкой читает листы, лежащие поверх одной из стопок бумаг на столе. Он уже разобрался – где интересующий его текст заканчивается, отложил соответствующие листы в сторонку. В ногах у него открытый портфель. Гоголь внимательно прислушивается к голосу Пушкина в кабинете. В момент, когда кажется, будто Пушкин вот-вот выйдет в прихожую, Гоголь молниеносно сует в портфель пушкинские черновики и сидит, как ни в чем ни бывало с отсутствующим видом.
Голос Пушкина(возбужденно): …И слушать не хочу! Мы как на спасову икону должны молиться на журнальную критику! На каждого – слышишь: каждого! – кто не из праздности, а от живого пытливого ума, с болью сердечной берется разбирать новейшие произведения…