– Это все расплата, расплата, – зашептали далекие голоса древних царей.
Скрипнула дверь каюты, и на палубу вышел Антоний. Свет фонаря выхватил его лицо – изможденное, усталое, небритое. Во всем его облике чувствовались покорность и смирение – с таким военачальником войну не выигрывают. Клеопатра недовольно от него отвернулась – в последнее время он сильно ее раздражал. Она уже и сама не знала, как смогла прожить с этим опустившимся человеком целых десять лет и родить от него троих детей.
Антоний будто не замечал ее холодного и брезгливого к себе отношения. Точнее, ему уже все было безразлично. Странная апатия овладела им.
– У меня дурное предчувствие, – как бы между прочим сказал он, всматриваясь в морскую ночную даль.
– Мне неинтересны твои предчувствия, – зло ответила Клеопатра.
Ей было неприятно стоять рядом с ним, но из упрямства она не уходила.
– Мне почему-то снится Цезарь, – тихо сказал Антоний.
Царица тяжело сглотнула. При любом упоминании о Цезаре у нее начинало ныть сердце. Клеопатра была уверена, что с ним в такую переделку она не попала бы. Его военный гений уже давно одержал бы победу. На мгновение мечты унесли царицу из реальности. В который раз она представила свою жизнь с Цезарем, их общих детей, общий дворец, общую империю.
– Я виноват перед ним, – шептал Антоний. – А ведь это он возвысил меня, сделал народным трибуном.
Клеопатра нахмурилась, ее сердце тревожно забилось.
– Что ты имеешь в виду?
– Давно, незадолго до его убийства, один из заговорщиков, Требоний, предложил мне присоединиться к заговору и убить Цезаря.
Клеопатра отступила от него на шаг назад.
– Что ты говоришь? – побелевшими губами прошептала она.
– То, что было, – устало и тихо отвечал Антоний. – Я отказался. Но Цезарю…
– Что?
– Цезарю так ничего и не сказал.
Антоний устало покачал головой.
– Всю жизнь я гордился тем, что был ему верен. И только сейчас понял, что уже очень давно его предал.
– Почему ты ему ничего не сказал? – сдавленным от горя голосом хрипло закричала Клеопатра. Ведь вся ее жизнь могла бы быть иной – эта мысль мгновенно дошла до ее сознания, причиняя невыносимую боль.
– Не знаю, – Антоний пожал плечами. – Я обещал Требонию молчать. Может быть, именно поэтому они меня тогда не убили.
– Лучше бы они тебя убили! – яростно крикнула царица.
Антоний устало вздохнул, безразлично усмехнулся, а в его взгляде сквозили смерть и покорность.
– Я тоже так думаю. А еще думаю, зачем я с тобой связался?
Клеопатра наотмашь ударила его по лицу. Антоний будто ничего не почувствовал; отвернувшись от царицы, он вновь стал смотреть в морскую даль, и глупая улыбка блуждала на его лице. Такие признания делаются только перед смертью.