Когда Баратов понял, что его могут арестовать, он даже не сделал попытки сбежать, решив подождать, чем все это закончится. Он часто спрашивал себя, почему вернулся в Пермь, понимая, что его уже ищут. Почему, когда ему позвонил капитан Лебедев, участковый их района, и спросил какая у него группа крови, он соврал — и все-таки вернулся обратно в свой город, уже наверняка зная, что его арестуют? Может, он подсознательно хотел этого ареста как своеобразной защиты от того темного ужаса, который все больше и больше захватывал его душу и разум? Может, он хотел, чтобы они его остановили вот таким образом? И только попав в тюрьму, он понял, как ошибался. Они были примитивные, злые, непонимающие люди, которые не могли и не хотели вникнуть в суть его трагедии. Кажется, только Дронго способен его понять. Но при этом он не скрывал своего неприятия, своего отвращения к преступлениям Баратова. Что же, это естественно…
Через несколько дней он поедет в Волгоград, чтобы увидеть Ирину и сделать то, что ему не хочется делать. Против чего протестует его разум — но что ему очень хочется сделать, так как его тело требует именно этого. Баратов ненавидел себя за подобное раздвоение личности, осознавая, что уже не может остановиться. И поэтому начинал ненавидеть весь мир, который оказался таким немилосердным по отношению к нему.
@Bukv = Дронго смотрел на то, что лежало перед ним. Затем тихо, словно опасаясь, что его кто-то услышит, позвал профессора Гуртуева. Казбек Измайлович быстро подошел и посмотрел на небольшой помятый блокнот, прочитал имена на первом листке блокнота, затем ошеломленно взглянул на Дронго.
— Этого не может быть, — сказал он нетвердым голосом, — этого просто не может быть.
— Помните, у Юлиана Семенова сбежавшая Кэт рассказывает Штирлицу о том, каким чудом она спаслась, и тот решает — либо это провокация Мюллера, либо тот самый чудесный случай, который известен каждому разведчику? — спросил Дронго. — У нас, кажется, тот самый чудесный случай. Виктор Андреевич, пожалуйста, идите сюда.
Резунов тоже без слов понял, что это значит.
— Неужели Баратов мог оставить такое признание своей вины? — спросил полковник. — Мне трудно в это поверить.
— Возможно, это провокация, — предположил Гуртуев. — В общении с таким типом, как Баратов, могут быть любые неожиданности.
Дронго смотрел на блокнот. Только имена. Но этот список, написанный рукой Баратова, был подлинным свидетельством его вины. Имена погибших женщин в Кургане, Уфе, Челябинске. И еще два имени и фамилии. Неизвестная им Ирина Торопова и Алена Кобец, с которой Баратов познакомился в Москве. Дронго взглянул на Резунова.