— Интеллигентное общество дегенерировало окончательно! — бросил Владимир и плюнул с отвращением, возвращаясь вместе с сестрой от старых друзей, не впустивших их к себе домой.
В дальний путь, под предлогом получения информации о поступлении на медицинский институт, отправилась с Марией Александровной Лена Остапова.
Несчастная мать ничем не могла помочь сыну. «Обожающий покой» царь Александр умел мстить врагам помазанника Божьего.
Просьба матери о замене смертного наказания на пожизненное заключение была отклонена.
Александр Ульянов был повешен в угрюмом дворе Шлиссельбургской крепости, которая со времен Петра видела непрерывную цепь зверств, применяемых к врагам деспотизма.
Мария Александровна вернулась домой.
Внешне она казалась абсолютно спокойной, только сразу поседела, глаза потухли, а голова стала трястись; ее как будто иссохшее и изможденное тело постоянно содрогалось.
На следующий день после возвращения Елена Остапова пригласила к себе Владимира.
Ульянов заметил в любимой девушки большие перемены.
Это не была уже лучезарная, безмятежная Лена.
На нее упала какая-то тень. Голубые глаза были полны ледяного спокойствия, свежие, горячие губы были сильно сжаты, с лица исчез румянец, а голос стал твердый, металлический. Их встреча не сопровождалась, как прежде, взрывом радости и счастливым смехом Елены.
Она долго молчала, всматриваясь в уставшее строгое лицо Владимира.
— Хорошо!.. — сказала она.
Он поднял на нее удивленный взгляд.
— Ты уже отстрадал и нашел выход для печали и гнева!
Он молчал.
— Я знаю, что сейчас не время думать о себе, обо мне, о любви, о счастливой жизни… знаю! Пришло время мстить за смерть Александра.
— О да! — вырвалось у Владимира.
— Мне рассказывали о процессе заговорщиков… Их было несколько… Те, которые все придумали, все свалили на Александра и его товарищей… Напуганная и деморализованная партия скрылась, распалась… Трусы! Убожества!..
Ульянов молчал, нахмурив брови.
— Обязательно надо показать правительству, что протест не угас! Надо бросить новые бомбы! Надо поддержать народный гнев! Я не сомневаюсь, что ты думал об этом и решил пойти по стопам брата. Воля, ответь!
Владимир еще ниже опустил голову и не отвечал.
— Говори! — шепнула она страстно. — Твои сестры присягали быть врагами Романовых, а ты молчишь? Боишься? — спрашивала она.
Ульянов поднял голову.
Его строгое, ожесточенное лицо было спокойно. Темные глаза смотрели холодно.
— Я не боюсь! — ответил он сухим, хриплым голосом.
— Тогда что же ты решил?
Он подпер голову руками и, не глядя на Лену, заговорил, как будто исповедовался перед самим собой: