За это время он провел большую работу. Ознакомился с трудами всех социологов и особенно старательно, всесторонне изучил Маркса.
Критически и трезво смотрящий на жизнь молодой человек должен был признать, что в самарском изгнании стал серьезным теоретиком марксизма.
Он не выносил теории, пренебрегал ею и людьми, приверженных сухой, формальной доктрине.
Успокаивая себя, он рассуждал:
«В начале любой врач теоретик. Практиком он становится только после того, как с более или менее позитивным результатом примет несколько родов или зарежет несчастного пациента. С этого момента врач начинает помогать человечеству в борьбе со страданиями. Безусловно, точно так же будет и со мной. Я охотно сделаю не одно, а тысячу вскрытий, чтобы стать крепким специалистом!»
У него неоднократно возникало желание обратиться ко всем.
К кому? К пьяной, играющей в карты, тупой и ко всему безразличной деревенской интеллигенции? К слепым сторонникам идеек «Народной воли»? К крестьянам?
Нет! — думал он. — Это не тот материал, на который можно повлиять с помощью печатного слова. Тут нужен кулак, палка или еще более эффективное средство насилия.
Совершенно случайно он обнаружил более восприимчивый класс.
В доме, где жил, он часто встречался с вечно пьяным и иногда ужасным в своем бешенстве сторожем, который бил свою жену и детей, гонял собак, грозя им метлой, и на всех бросался.
— Что с вами случилось, Григорий? — спросил Ульянов однажды, подойдя к сторожу.
— Да ну их всех к чертям! — рявкнул тот бешено. — Земли мало, а пашня, которая у нас осталась, неурожайная! В городе зимой заработка нет. Безработный брат сидит на шее, а я вынужден его кормить… Откуда я возьму?!
В то же вечер Владимир сел и написал две листовки — каждую в пяти экземплярах. Одна была о пролетаризации крестьянства, вторая — о безработице. Спрятав их в ящике с картошкой, пошел к Григорию. Там он долго выслушивал жалобы, расспрашивал о жизни в деревне и о тяжелой судьбе безработного, рассказывал, объяснял, советовал.
Результат оказался неожиданный и скорый. Братья стали его помощниками и старательно разносили листовки по окрестным деревням и фабрикам.
На втором году изгнания Владимир познакомился с живущей в этом же доме девушкой.
Маленькая, смуглая, с черными глазами и выдающимися губами, она улыбалась ему бессовестно и завлекательно.
От Григория он узнал, что она зарабатывала шитьем платьев, не брезгуя, однако, другим, более легким заработком, принимая у себя мужчин.
Встретив ее на лестнице, Ульянов спросил:
— Вас зовут Груша?
— Откуда вы знаете? — ответила она вопросом и вызывающе рассмеялась.