— Полтора часа громыхали, и не взять… Живучие, дьяволы.
Абросимов так и стоит с трубкой у уха, нога на ящике, перебирает нервными, сухими пальцами провод.
— Глянь-ка в амбразуру, инженер. Убитых много? Или по воронкам устроились?
Смотрю. Человек двенадцать лежит. Должно быть, убитые. Руки, ноги раскинуты. Остальных не видно. Пулемет сечет прямо по брустверу, только пыль клубится. Дело дрянь.
— Керженцев, — совсем тихо говорит майор.
— Я вас слушаю.
— Нечего тебе тут делать. Иди-ка в свой батальон бывший. К Ширяеву. Помоги… — и посопев трубкой: — Там у вас немцы еще вырыли ходы сообщения. Ширяев придумал, как их захватить. Ставьте пулеметы и секите им во фланг.
Я поворачиваюсь.
— Вы что, к Ширяеву его посылаете? — спрашивает Абросимов, не отходя от телефона.
— Пускай идет. Нечего ему тут делать. В лоб все равно не возьмем.
— Возьмем! — неестественно как-то взвизгивает Абросимов и бросает трубку. Связист ловко хватает ее на лету и пристраивает к голове. — И в лоб возьмем, если по ямкам не будем прятаться. Вот давай, Керженцев, во второй батальон, организуй там. А то думают, гадают, а толку никакого. Огонь, видишь ли, сильный, подняться не дает.
Обычно спокойные, холодные глаза его сейчас круглы и налиты кровью. Губа все дрожит.
— Подыми их, подыми! Залежались!
— Да ты не кипятись, Абросимов, — спокойно говорит майор и машет мне рукой — иди, мол.
Я ухожу. До ширяевского КП бегу стремглав, лавируя между разрывами. Немцы озлились, стреляют без разбора, лишь бы побольше. Ширяева нет. На передовой. Бегу туда. Нос к носу сталкиваюсь с ним у входа в землянку — ту самую, где тогда сидели в окружении.
— Как дела? Ширяев машет рукой.
— Дела… Половины батальона уже нет.
— Перебили?
— А черт его знает. Лежат. С Абросимовым повоюешь!
— А что?
У Ширяева на шее надуваются жилы.
— А то, что майор свое, а Абросимов свое… Договорились как будто с майором. Объяснил я ему все честь честью. Так, мол, и так. Ходы сообщения у меня с немцами общие…
— Знаю. Ну?
— Ну и подготовил все ночью. Заложил заряды, чтоб проходы проделать. Те самые, что ты еще заделал— Расставил саперов. И — бац! Звонит Абросимов никаких проходов, в атаку веди. Объясняю, что там пулеметы… «Плевать, артиллерия подавит, а немцы штыка боятся».
— А у тебя сколько народу?
— Стрелков — шестьдесят с чем-то. Тридцать в атаку, тридцать оставил. Еще будет ругаться Абросимов. Ты, говорит, массированный удар наноси… Пулеметчиков и минометчиков только оставь. Саперов тоже гони.
— А майор в курсе дела?
— Не знаю.
Ширяев с размаху плюхается на табуретку. Она трещит и готова рассыпаться.