Я пересек Реку Кинжала, которая была не шире большого ручья. Вода доходила мне до колен. Один из дозорных — высокий мужчина в кожаной одежде лесного стража — окликнул меня с противоположного берега, когда я переходил через реку. Я сообщил ему, что пришел из Тандары.
Он удивился.
— Во имя Митры! — вырвалось у него. — Но что заставило тебя пересечь лес вместо того, чтобы идти другим, более безопасным путем?
Я уже упоминал, что Тандара находилась в стороне от других провинций, и нашу страну и эту бессонийскую землю разделял почти непроходимый старый лес. Сравнительно безопасная дорога вела в обход через несколько провинций, но это был долгий и несколько утомительный путь.
— Что нового в Тандаре? — вновь спросил он. Я ответил ему, что не знаю, поскольку только что вернулся из длительной разведки в места обитания племени Гадюки. Мне пришлось солгать, так как я не имел никакого представления, на чьей стороне в этой войне стоит Шохира, и не хотел высказывать своего мнения прежде, чем все узнаю.
Я спросил часового, находится ли в крепости Хакон, сын Строма, и получил ответ, что его в крепости нет. Хакон отправился в город Шондара, расположенный далеко на востоке.
— Я надеюсь, Тандара сражается, как и мы, на стороне Конана? — словно самому себе сказал стражник. — Мне приходится охранять здесь границу с горсткой лесных стражей, а я без сожаления отдал бы свой лук и боевой шлем, чтобы оказаться сейчас в нашей армии, которая находится под Тенитеей у ручья Огаха и ждет нападения Брокасса из Торха и его проклятых ренегатов.
Я удивленно молчал: новость, услышанная мною, ошеломила меня. Барон из Торха был лордом Конаваги, а не Шохиры, которая находилась под защитой и управлением Лорда Таспераса из Кормона.
— А где Тасперас? — спросил я.
Лесной страж ответил мне подозрительно резко:
— Он сражается за Конана. Дозорный прищурил глаза и внимательно взглянул на меня, словно ему пришло в голову, что я могу оказаться шпионом.
— Есть ли в Шохире кто-нибудь, хоть один человек, который имеет настолько хорошие связи с пиктами, что целый, невредимый и раскрашенный может принимать участие в церемониях дикарей и…
Я внезапно остановился, увидев, как лицо лесного стража исказилось бешеной яростью.
— Будь ты проклят! — задыхаясь и едва владея собой, произнес он. — Что заставило тебя прийти сюда и так оскорбить нас?
Он был прав: назвать кого-нибудь на Западной Границе предателем означало нанести самое большое оскорбление, хотя я, конечно, не имел в виду кого-то из крепости. Однако я понял, что стражник ничего не знает о том человеке, которого я видел среди пиктов. Я больше ничего не стал говорить ему, просто заметил, что он неверно истолковал мои слова.