– И как отреагировал? – спросил Селеденко.
– Нормально, – сказал участковый. – Спросил, какого рожна.
– Он один?
– Да. Я проверил. Чисто. Могу идти?
– Можешь, – разрешил Селеденко. – Но не надолго.
– В семь, как условились.
– И ни минутой позже.
Капитан обошел двор из конца в конец, слепил снежок и попробовал сбить старое сорочье гнездо с березы. Попасть попал, но гнездо выдержало. Из парадного, где проживал Ларионов, вышла девчонка в модной курточке, села в «Ситроен» и укатила. «А лейтеха в уборную заглядывал? – подумал вдруг Селеденко. – А вдруг она там сидела?»
На всякий пожарный он позвонил Курбатову и сообщил номера «Ситроена». Еще раз обошел двор. Потом нырнул в подъезд дома напротив, поднялся на второй этаж и присел на корточки у окна.
Свет в квартире Ларионова продолжал гореть.
Прошла оживленная компания. Прошла тетушка с авоськой.
Ларионовская «Волга» была покрыта свежей снежной корочкой. Снег шел утром. Вчера снега не было. Сегодня он никуда не ездил – точно. И мог не ездить вчера. А мог и ездить. Еще две машины во дворе стояли под такой же коркой… И что?
Сверху спускалась пожилая пара. Поравнявшись с капитаном, старички притормозили и молча изучили его лицо.
– Товарища жду, другана, – буркнул Селеденко.
Ушли. У Селеденко затекли ноги. Он вышел из подъезда, слепил еще снежок и снова попытался сбить гнездо. Удалось. Гнездо сорвалось с ветки, но повисло чуть ниже, зацепившись за другую ветку.
Свет горел. Ларионов не торопился делать ноги. Позвонил Курбатов: «Ситроен» принадлежит соседке Ларионова со второго этажа. Ясно.
«А может, он никуда и не собирается бежать, – с раздражением подумал Селеденко. – Может, он вообще ни при чем. Только время зря теряю…»
В начале седьмого он слепил третий снежок, и на этот раз гнездо бесформенной грудой рухнуло на снег. Селеденко подошел, поковырял его ногой: а вдруг там золотые часики на тысячу долларов – сороки ведь падки на всякие блестящие вещицы?
Часиков не было.
* * *
– Ну-у, молодой человек, как вас там… Это мое личное дело, коль на то пошло! – сказал Лохманенко, одновременно воинственно и как-то даже доверительно.
Воинственно – потому что на часах уже двадцать минут четвертого, а на заводе пашут с семи до пятнадцати, и всем пора по квартирам, а доверительно – потому что он гордился собой, этот хорек, гордился: с такой-то рожей и с такими-то повадками имел молодую и красивую любовницу, девчонку что надо. Девчонку убили – это он знал, но все равно гордился. Девчонка была также любовницей следователя, с которым он сейчас беседует, – а вот этого Лохманенко знать не мог, иначе вел бы себя поскромнее. Хотя кто его знает…