– Да, сэр. Часами, если вам угодно.
– Я прошу лишь несколько минут. Джейн, ты слышала, что я был не единственным сыном в семье, что у меня был старший брат.
– Да, миссис Фэрфакс как-то упомянула об этом.
– А ты слышала, что мой отец был алчным скрягой?
– Что-то такое слышала.
– Так вот, Джейн, будучи таким, он твердо решил сохранить наше состояние в полной целости. Мысль о том, чтобы разделить имение и часть его оставить мне, была ему невыносима. Он положил, что все оно должно отойти моему брату Роланду. Но не менее невыносимой для него была мысль, что его сын будет бедняком. Меня следовало обеспечить браком с богатой невестой. И он подыскал мне невесту. Мистер Мейсон, вест-индский плантатор и негоциант, принадлежал к числу его старинных знакомых. Он не сомневался, что богатство его велико и надежно. И навел справки. У мистера Мейсона, как выяснилось, было двое детей – сын и дочь, и в приданое последней было назначено тридцать тысяч фунтов. Это его удовлетворило. Когда я окончил университет, меня отправили на Ямайку вступить в брак с уже сосватанной мне невестой. О ее деньгах отец мне ничего не сказал, сообщил лишь, что мисс Мейсон слывет первой красавицей Спаниш-Тауна, и это не было ложью. Я увидел девицу, наделенную теми же прелестями, что и Бланш Ингрэм, – высокую статную брюнетку. Ее семья хотела этого брака из-за моего происхождения – и она тоже. Они показывали мне ее на балах и званых вечерах в великолепных туалетах. Я редко виделся с ней наедине и почти не разговаривал с ней. Она мне льстила и старалась обворожить своей красотой и светскими талантами. Казалось, все мужчины восхищаются ею и завидуют мне. Я был ослеплен, восхищен, мои чувства пылали, и я решил, что влюблен, – я ведь был невежественным, неопытным мальчишкой.
Нет безумия, на которое не толкнуло бы человека дурацкое светское соперничество вкупе с опрометчивостью, необузданностью и слепотой юности. Ее родственники поощряли меня, соперники распаляли, она обвораживала, и брак был заключен прежде, чем я толком понял, что происходит. Нет, я не испытываю к себе уважения, когда вспоминаю о своем поведении, – ничего, кроме мучительного презрения. Я никогда не любил, не уважал, даже почти не знал ее. Не был уверен, что в ее натуре есть хоть одна хорошая черта. Я не заметил ни единого свидетельства скромности, доброты, искренности и утонченности в ее душе или манерах, и все же я женился на ней! Глупый, облапошенный, слепой как крот простофиля, каким я был тогда! Да я меньше согрешил бы… Нет, я не должен забывать, с кем говорю.