– Ш-ш-ш, Ханна! Мне надо поговорить с ней. Ты исполнила свой долг, не впустив ее. Теперь я исполню мой долг и приглашу ее в дом. Я был рядом и слышал весь ваш разговор. Мне кажется, случай необычный, и мне следует хотя бы разобраться в нем. Встаньте, женщина, и войдите в дверь передо мной.
С большим трудом я выполнила его приказание. И вскоре уже стояла в чистенькой светлой кухне – у самого очага, вся дрожа, борясь с дурнотой, понимая, как страшно я выгляжу, как течет с меня вода. Обе барышни, их брат, мистер Сент-Джон, и старая служанка – все смотрели на меня.
– Сент-Джон, кто это? – услышала я голос одной из сестер.
– Не знаю. Я нашел ее у порога, – ответил он.
– Она совсем белая, – сказала Ханна.
– Белая как мел, как смерть, – отозвался он. – Она вот-вот упадет. Придвиньте ей стул.
И правда, голова у меня закружилась, ноги подкосились… но опустилась я на подставленный стул. Я все еще оставалась в сознании, хотя не могла вымолвить ни слова.
– Может быть, ей надо выпить воды? Ханна, налей стакан. Но она так изнурена! Исхудалая, и ни кровинки в лице!
– Почти призрак.
– Она больна или просто изголодалась?
– Я думаю, изголодалась. Ханна, это молоко? Дай его мне и ломтик хлеба.
Диана (я узнала ее по длинным локонам, которые заслонили от меня огонь, когда она нагнулась надо мной) отломила кусочек хлеба, окунула его в молоко и прижала к моим губам. Ее лицо было совсем близко, я увидела в нем жалость и уловила сочувствие в ее ускорившемся дыхании. В ее простых словах прозвучала та же целительная симпатия.
– Попробуйте проглотить.
– Да, попытайтесь, – ласково сказала Мэри, и руки Мэри сняли мою размокшую шляпку, приподняли мою голову. Я начала жевать хлеб, который они вложили мне в рот. Сначала с трудом, потом с жадностью.
– Сначала не давайте много. Достаточно! – сказал их брат. – Пока ей больше нельзя. – И он забрал у них чашку с молоком и тарелку с хлебом.
– Еще хоть чуть-чуть, Сент-Джон. Посмотри, какой голод у нее в глазах!
– Немного погодя, сестра. Посмотрим, может быть, она уже способна говорить. Надо узнать ее имя.
Я почувствовала, что на это сил у меня хватит, и ответила:
– Меня зовут Джейн Эллиот. – По-прежнему опасаясь выдать себя, я решила назваться вымышленной фамилией.
– Где вы живете? Где ваши друзья?
Я промолчала.
– Можем ли мы послать за кем-нибудь?
Я покачала головой.
– Вы не объясните, что с вами произошло?
Почему-то, все-таки переступив порог этого дома, оказавшись в обществе его обитателей, я перестала чувствовать себя гонимой, бездомной, отверженной миром. Я осмелилась сбросить личину нищей, вновь стать самой собой. Вновь я обрела свою истинную натуру и, когда Сент-Джон потребовал объяснений – пока я была еще слишком слаба, чтобы приступить к ним, – ответила после короткой паузы: