Руки у меня ослабли и похолодели. Пыл мой куда-то исчез, словно я обнаружил, что держу в руках труп. Инстинкт контрразведчика заставил меня насторожиться. Может быть, я ослышался? Нет, я не мог так обмануться! Мари, желанная, прекрасная Мари, которая говорила, что работает в Париже, а сюда приехала в отпуск, теперь забыла обо всем и в порыве страсти прошептала мне слова любви по-немецки!
Я освободился из ее объятий. Мари удивленно и с тревогой смотрела на меня.
— Что случилось, милый?
Я сказал первое, что пришло мне в голову:
— Мне нужно купить сигарет — в пачке осталось всего несколько штук.
Она рассмеялась.
— Сигарет? Где ты купишь их сейчас, ночью? Кроме того, — она указала на только начатую пачку сигарет, которая лежала на столике возле кровати, — даже если ты захочешь курить непрерывно всю ночь, у тебя еще останется несколько штук на утро. Да и зачем тебе сигареты? Разве ты даже сейчас не можешь забыть о них? Или ты просто не любишь меня? Скажи правду, милый!
Улыбаясь, она протягивала ко мне руки.
— Извини меня, Мари, — ответил я, — но сейчас мне не до любви. Не заставляй меня говорить прямо — я и так уже нарушил свой долг. Слушай меня: я ухожу, ну, допустим, купить сигареты и вернусь ровно через полчаса. Если, вернувшись, я еще застану тебя здесь, мне останется только арестовать тебя и передать в ближайший военный штаб.
— Арестовать, меня? Милый, тебе, видно, нездоровится. Или ты шутишь?
— Нет, я не шучу, дорогая. Если бы это была только шутка!… Ради бога, не заставляй меня говорить прямее. Ну хорошо, слушай: я прикомандирован к агентству Гавас, но на самом деле работаю во Втором бюро. Теперь тебе все понятно?
— Но что я сделала?
— Не будем терять время. Ты не сделала мне ничего дурного, и я благодарен тебе больше, чем могу выразить. Но теперь прощай. Мы должны расстаться навсегда. Один раз я уже нарушил свой долг. Второй раз этого не случится.
Я хлопнул дверью и быстро пошел к реке, где несколько часов назад был так счастлив, — продолжал свой рассказ Анри. — Я ходил взад и вперед, закуривая одну сигарету за другой и судорожно перебирая в уме события последних часов. Мари — немецкая шпионка, это несомненно. Маленькие неточности в ее рассказе о себе, на которые прежде я не обратил внимания, послужили новой уликой, подтверждая, что я не ослышался: несколько минут назад она действительно произнесла три роковых немецких слова. Я никогда не забуду этого чудесного дня! Мари искренне полюбила меня. Ее любовь не была «любовью» шпионки, пытающейся выведать тайны. Она видела меня только в гражданской одежде и не знала, что я связан с армией. Я не сказал ничего, что могло бы побудить ее сблизиться со мной ради получения каких-то секретных сведений.