Минуточку, подумал я, судорожно цепляясь за слово, как утопленник за соломинку. Радиотелефон! Да нет, не радио, а… Точно! Сегодня каждый богатенький Буратино в Москве носится с сотовым телефоном как с писаной торбой. Моднючая вещь, почти как «шестисотый» «Мерседес». Символ крутизны и преуспевания. Звонить из любого места – вечный кайф!
Добежав до «Икаруса», я вскочил в салон, бросил свою сумку на сиденье и принялся лихорадочно перебирать барахлишко, оставленное троицей. Под руку мне попались початая бутылка «Смирновской», еще один «узи» с глушителем, две банки из-под пива «Хольстен», часы «Ролекс» на подлокотнике одного из кресел, российский «Пентхаус» с полуголым Ярмольником на обложке, еще банка пива, полная… Где же, где же, где же? Неужто никто из троицы не подвержен моде? Или телефончик уплыл в канализацию вместе с пузаном или чернявым? Ах ты, дьявол, какая досада! Я напоследок ощупал карманы черного пиджака на одном из задних сидений. Сигареты… микрокалькулятор… вот он! Нашел!
Никогда в жизни я так не радовался при виде убогой пластмассовой коробочки с кнопками и антенной. Я выпустил антенну, тронул кнопку включения и услышал восхитительный звук телефонного гудка.
По правде сказать, звук был и тихим, и писклявым, но мне в тот момент он показался именно восхитительной музыкой, и не спорьте, пожалуйста! Я поднял мысленный тост за изобретателя этого славного средства коммуникации и принялся за работу. «Ролекс» на подлокотнике кресла показывал тринадцать часов двадцать одну минуту. Впритык, но успеваю.
Заглянув в свой блокнотик, я набрал первый из номеров.
– Банк «Ханой», приемная директора, – сейчас же откликнулся мелодичный, с нежным юго-восточным акцентом, голос секретарши.
Я зажал свой нос заранее заготовленной бельевой прищепкой и нагло прогнусавил в трубку:
– Директора давай, и поживее!
– Господина Ван Тхо нет на месте, – заученным тоном пропела секретарша. – Что ему передать?
Господин Нгуен Ван Тхо, генеральный директор «Ханоя», разумеется, был на месте. Я кое-что успел выяснить о распорядке дня этого пожилого благообразного вьетнамца, отдаленно похожего на памятник Хо Ши Мину на одноименной улице Москвы. Впрочем, на этот памятник смахивают, по-моему, вообще все вьетнамцы, перешагнувшие за семьдесят.
– Немедленно зови Нгуена, дура, – зловеще загнусавил я. – Иначе Ворона может очень, очень рассердиться…
Называя имя Вороны (он же – Воронин Валерий Николаевич), я практически ничем не рисковал. Территория, на которой находился «Ханой», была уже поделена между двумя ясеневскими гауляйтерами, но молодой, жадный и завистливый Ворона, опоздавший к дележке, последнее время все сильнее начинал качать права. Господин Ван Тхо всегда был информированным человеком, и я почти не сомневался, что, по крайней мере, имя Вороны ему известно.