На том конце телефонного провода бедный Слава Родин издал некий булькающий звук, что означало высшую степень возмущения и обиды. Таких пакостных слов он от меня не ожидал.
– Я, конечно, газетчик… – напряженным шепотом произнес, наконец, он. – Где уж нам, дуракам, равняться с вами, героями невидимого фронта… Это ведь ты у нас Джеймс Бонд и Мата Хари в одном лице, а Слава Родин только перышком скрип-скрип у себя в редакции за каменным забором…
Насчет забора, кстати, Родин был абсолютно прав. Редакция «Книжного вестника» располагалась в здании бывшей гарнизонной гауптвахты, и толщина стен и внешней ограды там была дай боже. За такими стенами действительно можно было спокойно отдаваться литературному творчеству, не боясь пластиковых мин и гранатометов. В другое время я бы непременно отпустил еще шуточку по поводу Славиной редакции-крепости, но сейчас мое остроумие переполнило бы чашу родинского терпения. Поэтому я примирительно сказал:
– Ну, извини, дружище. Не сердись на старого Яшу Бонда. Лучше расскажи еще какую-нибудь новость…
Больше всего на свете мне бы хотелось сейчас выспросить у Родина, откуда он дознался про «Великолепную Анну». Однако я очень хорошо понимал, что теперь любой мой интерес к этой теме будет означать для Славы только одно: что его, Славина, сенсация – не какая-нибудь туфта на палочке, как намекает этот хитрюга Штерн, а настоящая конвертируемая новость, которой немедленно следует похвастаться своим знакомым, каковых у общительного Родина – пруд пруди. И тогда почти наверняка кто-то да сообразит, что Москва – это тоже, представьте, Россия и что типографий, пригодных для тиражирования греко-мексиканского телеромана во всем его целлофановом блеске, – не очень уж много. Я и так сильно опасался, что сегодняшняя транспортировка бестселлера не обойдется без неприятностей. Слишком уж все гладко получилось у «витязей» и с этой хитрой типографией, и с секретным цехом, где «Великолепную Анну» печатали под видом военных топографических карт. А гладко, между прочим, бывает даже не на всякой бумаге. На мелованной или типографской N 1 – да, но уже на книжно-журнальной и тем более газетной – извините. Шею можно свернуть и без всяких оврагов из поговорки. Якову Семеновичу Штерну уже приходилось рисковать своей шеей именно на белоснежных бумажных полях. Опыт наработан.
Слава Родин тем временем собирался с мыслями, и когда я вновь услышал в трубке его голос, то немедленно догадался: мне грозит какая-то каверза. Уж больно задушевным, чуть ли не приторным тоном этот собиратель сенсаций произнес: