Когда Том снова повернулся к Персту, тот, казалось, стал немного ближе, а к четырем часам утра, когда внутренний голос начал нашептывать ему, что пора подыскать надежное укрытие на приближающийся день, уже не оставалось сомнений, что он приблизился к нему. Но в эту ночь он не сможет добраться до него. А когда он доберется (если они не найдут его этой ночью) — что тогда? Ник скажет ему. Добрый старина Ник. Том не мог дождаться, когда он вернется в Боулдер и увидит его, да.
Он отыскал удобное место под огромным скоплением скал и почти мгновенно уснул. Он прошел более тридцати миль на северо-восток в эту ночь и уже приближался к Мормоновым горам. Днем огромная гремучая змея вползла в его укрытие, пытаясь спрятаться от дневного зноя. Она устроилась рядом с Томом, поспала немного, а затем убралась восвояси.
В тот день Флегг стоял у края солярия и смотрел на восток. Солнце сядет часа через четыре, и тогда полоумный снова двинется в путь.
Сильный пустынный ветер отбросил темные волосы с его разгоряченного лба. Город кончался внезапно, сразу же уступая место пустыне. Несколько рекламных щитов на окраине — и все. Такая огромная пустыня, столько места, где можно спрятаться. Люди и прежде уходили в пустыню, и больше их никто не видел.
— Но не на этот раз, — прошептал он. — Я найду его. Я найду.
Он не мог объяснить, почему было настолько важно поймать этого придурка; смысл этой проблемы постоянно ускользал от него. Все сильнее он чувствовал потребность поступка, движения, действия. Разрушения.
Вчера вечером, когда Ллойд доложил ему о взорвавшихся вертолетах и о смерти всех троих пилотов, он мобилизовал всю свою волю, чтобы избежать взрыва бешеной ярости. Первым его порывом было немедленно отправить вооруженную колонну: танки, огнеметы, бронетранспортеры — все что угодно. Они добрались бы до Боулдера через пять дней. И со всем этим дерьмом было бы покончено раньше, чем через полторы недели. Конечно. Но если на горных перевалах уже выпал ранний снег, это стало бы концом великого Вермахта. Было уже 14 сентября. Хорошей погоде подходил конец. Какого черта дни несутся так быстро?
Но ведь он был самым сильным человеком на земле, разве не так? Мог быть еще один, подобный ему, в России, Китае или Иране, но ждать пришлось бы еще лет десять. Теперь же главным было то, что господствует он. Он знал это, чувствовал. Он силен, это все, что сможет сказать им этот недоумок… если ему удастся не заблудиться в пустыне или не замерзнуть насмерть в горах. Он сможет сказать только, что люди Флегга живут в постоянном страхе перед Странствующим Хлыщом и беспрекословно подчиняются любому его приказу. Он сможет сообщить им только то, что еще больше деморализует их. Но почему же тогда его постоянно мучает ощущение необходимости того, что Каллен должен быть найден и убит прежде, чем он покинет Запад?