О, это так здорово! Конец сомнениям. Конец страхам. Он выставит их головы на кольях перед фонтанами Гранд-отеля. Он соберет всех жителей Лас-Вегаса и заставит их пройти мимо. Он сделает фотографии, напечатает листовки, отправит их в Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Спокан и Портленд. Пять голов. Голову собаки он тоже посадит на кол.
— Хорошая собачка, — громко сказал Флегг и рассмеялся впервые после того, как Надин провела его и вынудила швырнуть ее вниз. — Хорошая собачка, — повторил он, ухмыляясь.
В эту ночь он спал хорошо, а утром отдал приказ, чтобы охрана на дорогах между Ютой и Невадой была утроена. Они больше не искали одного человека, идущего на восток, а четырех, направляющихся на запад. И взять их нужно живыми. Любой ценой, но живыми. О да!
— Знаешь, — произнес Глен Бейтмен, глядя на Гранд-Джакшен в свете раннего утра, — за свою жизнь я тысячи раз слышал выражение «дерьмо с перцем», но никогда не понимал, что это означает. Кажется, теперь я знаю. — Он посмотрел на свой завтрак, состоящий из синтетических сосисок «Морнинг стар фарм», и искривился.
— Нет, это еще хорошо, — искренне возразил Ральф. — Попробовал бы ты баланду, которой нас иногда кормили в армии.
Они сидели вокруг костра, вновь разожженного Ларри за час до этого. На них были теплые куртки и перчатки, все пили по второй чашке кофе. Температура упала до пяти градусов, небо было затянуто мрачными тучами. Кин дремал возле костру.
— Я уже накормил свою внутреннюю сущность, — вставая, произнес Глен. — Отдай же мне свою убогость, свой голод, отдай же мне свои внутренности, я закопаю их.
Стью передал ему тарелку и стаканчик.
— А это путешествие — действительно классная вещь, согласен, Плешивый? Могу поспорить, что ты не был в такой форме, после того как тебе исполнилось двадцать.
— Да, и было это лет семьдесят назад, — засмеялся Ларри.
— Стью, я никогда не был в такой форме, — мрачно произнес Глен, собирая объедки в пластиковый пакет. — Я никогда не хотел быть в такой форме. Но я не возражаю. После пятидесяти лет сознательного агностицизма кажется роком следовать залогом черной старухи прямо в пасть смерти. Если это моя судьба, то я подчиняюсь ей. Конец исповеди. Но я предпочитаю идти, а не ехать, если это все равно суждено. Ходьба занимает больше времени, соответственно и я проживу дольше… хотя бы на несколько дней. Позвольте мне, джентльмены, отлучиться, чтобы захоронить эти отбросы.
Они смотрели, как он отходит подальше от лагеря, держа в руке складную лопатку. Этот «пеший тур из Колорадо на запад», как называл его Глен, труднее всего переносил именно он сам. Он был самым старым среди них, старше Ральфа Брентнера на двенадцать лет. Но каким-то образом он облегчал этот путь для других. Его ирония была постоянной, но добродушной. Он производил впечатление человека, пребывающего в мире с самим собой. Сам факт того, что Глен был в состоянии идти день за днем, производил впечатление на остальных, хотя его и нельзя было назвать вдохновляющим. Глену было пятьдесят семь, и Стью заметил, как тот растирает суставы в последние три или четыре холодных утра, морщась от боли.