Когда несколько часов спустя нежные краски рассвета начали расцвечивать небо, Сибола, казалось, находилась на таком же расстоянии, как и тогда, когда Мусорщик впервые преодолел подъем и увидел город. И он по глупости выпил всю воду, забыв о том, каким приближенным здесь все казалось. Он не сможет идти долгое время после восхода солнца из-за обезвоживания. Ему снова придется отлежаться, пока солнце не войдет в полную силу.
Спустя час после рассвета он подошел к «мерседес-бенцу», увязшему правой стороной в песке по самые стекла. Он открыл дверцу на левой стороне и вытащил через нее двух сморщенных, ставших похожими на обезьян обитателей машины — пожилую женщину в побрякивающих драгоценностях и мужчину с неестественно белыми, театрального вида волосами. Бормоча что-то, Мусорщик вытащил ключ зажигания, обошел машину и открыл багажник. Чемоданы не были заперты. Он завесил окна «мерседеса» одеждой, придавив ее внизу камнями. Теперь у него была прохладная, затемненная пещера.
Он заполз в нее и уснул. В нескольких милях западнее, сверкая в лучах летнего солнца, раскинулся Лас-Вегас.
Мусорщик не умел водить машину, этому его не учили в Терре-Хот, зато он умел ездить на велосипеде. Четвертого июля, в тот день, когда Ларри Андервуд обнаружил, что Рита Блэкмур приняла слишком большую дозу и умерла во сне, Мусорщик уселся на десятискоростной велосипед и тронулся в путь. Вначале его успехи были весьма сомнительными, потому что левая рука стала ему плохой помощницей. В тот первый день он падал дважды, один раз именно на обожженное место, причиняя себе ужасную боль. К тому времени гной уже проступил сквозь слой вазелина, и запах стоял ужасный. Время от времени Мусорщик подумывал о вероятности гангрены, но всякий раз не позволял себе надолго на этом сосредоточиваться. Он начал смешивать вазелин с антисептической мазью, не представляя, поможет ли это, но зная наверняка, что точно не повредит. Получалась вязкая беловатая масса, напоминающая сперму.
Понемногу Мусорщик приспособился вести велосипед в основном, одной рукой и, как оказалось, уже мог ехать на приличной скорости. Шоссе больше не петляло, и в основном он теперь стремительно мчался вперед. Мусорщик уверенно вел велосипед, несмотря на ожог и легкое головокружение, испытываемое им из-за постоянного принятия морфия. Он выпил галлон воды и основательно поел. Несясь по шоссе, он размышлял над словами темного человека: «Ты займешь высокий пост в моей артиллерии. Ты — тот человек, который мне нужен». Какие же это были чудесные слова — нужен ли он был по-настоящему кому-нибудь до этого? Слова все звучали и звучали в его голове, в то время как он нажимал на педали под жарким солнцем Среднего Запада. Еле слышно он начал напевать мелодию песенки, называвшейся «Вниз, в ночной клуб». Строка «Си-а-бола! Бад-ду-бад-ду-бамп!» получалась особенно хорошо. Он был еще не настолько безумным, каким ему предстояло стать, но стремительно приближался к этому.