Когда Карин вернулась накануне поздно вечером, Биргитта уже спала: чтобы не ворочаться без сна, приняла снотворное, к которому прибегала редко, но всегда имела при себе.
— Тебе что-то приснилось, — сказала Карин. — Что-то печальное, раз ты плачешь.
Биргитта, однако, никаких снов не помнила. Поспешно покинутый внутренний ландшафт был совершенно пуст.
— Который час?
— Скоро пять. Я устала и должна еще поспать. Отчего ты плачешь?
— Не знаю. Наверно, вправду видела сон, хоть и не помню о чем.
Карин опять легла. И быстро уснула. Биргитта встала, чуть раздвинула шторы. На улице потихоньку оживало движение. По развевающимся флагам видно, что день в Пекине вновь будет ветреный.
Опять нахлынул страх. Но она решила не поддаваться, как не поддавалась угрозам, которым подвергалась как судья. Еще раз мысленно перебрала события, критически, с предельной тщательностью. А в итоге пришла к едва ли не сконфуженному ощущению, что фантазия ее превзошла самое себя. В любой ситуации ей мерещились заговоры; события, выстроенные в цепочку, на самом деле не имели между собой ничего общего. На нее напали, отняли сумку. С какой же стати полиция, которая наверняка изо всех сил старается поймать грабителей, должна быть замешана во всем этом? Сейчас, утром, это не укладывалось в голове. Может, и плакала она над собой и своими фантазиями?
Биргитта включила торшер, подвинув его так, чтобы свет не падал на Карин. И принялась листать путеводитель по Пекину, прихваченный из дому. На полях помечала, что хочет посмотреть за оставшиеся дни. Прежде всего надо посетить Запретный город, о котором читала и который манил ее с тех самых пор, как она заинтересовалась Китаем. На другой день она пойдет в один из буддийских храмов города. Сколько раз они со Стаффаном говорили о том, что если им когда-нибудь потребуется горний духовный мир, то привлекает их лишь буддизм. По словам Стаффана, это единственная религия, которая никогда не воевала и не применяла насилия, чтобы распространить свое учение. Все прочие конфессии властвовали и распространялись с помощью оружия. Биргитте было важно, что буддизм признает только того бога, который покоится в душе человека. Понять его мудрое учение — значит мало-помалу разбудить в себе этого спящего бога.
Потом Биргитта уснула и проспала еще несколько часов, а проснулась, когда Карин, зевая и потягиваясь, стояла нагишом на полу. Старая бунтарка все еще в приличной форме, подумала она.
— Прекрасное зрелище, — сказала Биргитта.
Карин вздрогнула, словно пойманная с поличным:
— Я думала, ты спишь.