— Правда?
— Все так, как я говорю. Для вас я могу сделать лишь одно. Могу помочь вам отомстить, а для этого вы должны рассказать мне о своих делах с Я Жу.
— Но ведь он ваш брат!
— Семейные узы порваны давным-давно. Я Жу опасен для нашей страны. Предпосылкой построения китайского общества была индивидуальная честность. Социализм не сможет функционировать и развиваться, если не будет гражданской порядочности. Такие, как вы и Я Жу, коррумпируют не только самих себя, но и все общество.
Шэнь в конце концов уразумел, зачем пришла Хун. У него словно бы появились новые силы, и наполнявший его ужас на миг отступил. Хун знала, в любую минуту Шэнь может опять сорваться и, парализованный страхом смерти, не сумеет ответить на ее вопросы. Вот почему она подхлестывала его, подгоняла, словно вновь подвергая полицейскому допросу.
— Вы заперты в тюремной камере и ждете смерти, Я Жу сидит у себя в конторе в высотном здании, которое зовет Горой Дракона. Приемлемо ли такое?
— Он вполне мог бы сидеть на моем месте.
— О нем ходят слухи. Но Я Жу — ловкач. Там, где он прошел, следов не найти.
Шэнь наклонился к ней, понизил голос:
— Идите за деньгами.
— Куда они приведут?
— К тем, кто ссудил ему огромные суммы, чтобы он мог выстроить свою драконью крепость. Откуда он мог взять необходимые миллионы?
— Из доходов предприятий, в которые вкладывал капитал.
— Паршивых фабричонок, выпускающих пластмассовых уток, чтобы детишки на Западе играли ими в ванне? Бараков в глухих переулках, где шьют обувь и футболки? Он даже на кирпичных заводах столько не зарабатывает.
Хун наморщила лоб.
— Я Жу связан и с кирпичным производством? Недавно выяснилось, что людей там держали на положении рабов и сжигали в печах, если они работали недостаточно усердно.
— Я Жу заблаговременно предупредили. Он успел свернуть свои дела до начала больших полицейских облав. В этом его сила. Он всегда получает предупреждение. Повсюду у него шпионы.
Неожиданно Шэнь прижал ладони ко лбу, будто от резкой боли. Хун прочла страх в его лице и на миг едва не поддалась состраданию. Ведь Шэню всего лишь пятьдесят девять лет, он сделал блестящую карьеру — и вот теряет всё. Не только деньги, благополучную жизнь, этот оазис, который создал для себя и своей семьи среди огромной нищеты. Когда Шэня арестовали и предъявили ему обвинение, газеты с негодованием и одновременно со сладостным восторгом подробно расписывали, как две его дочери регулярно летали в Токио или в Лос-Анджелес за новыми нарядами. Хун запомнился заголовок, наверняка придуманный службой безопасности и министерством внутренних дел: «Они покупают наряды на сбережения бедных крестьян-свиноводов». Колонка под таким заголовком появлялась снова и снова. Там печатали читательские письма, которые, разумеется, были написаны редакцией и находились под контролем чиновников более высокого уровня, отвечавших за политические результаты судебного процесса над Шэнем. В письмах предлагалось изрубить труп Шэня на куски и бросить свиньям. Мол, единственный способ наказать Шэня — пустить его свиньям на корм.