И все же, при всей глупости и жестокости его затеи, я не мог ему не посочувствовать даже вопреки собственной воле. Ибо он напоминал мне самоуверенного юнца, непослушного мальчишку, который назойливо вмешивался в серьезные дела и споры взрослых, размахивая деревянным мечом и исторгая боевой клич, словом, досаждая всем и каждому настолько, что смотреть на его выходки сквозь пальцы становилось совершенно невозможно. Однако, хотя спесь у него била через край, вряд ли его можно было упрекнуть в подлости или претенциозности. Во мне жила надежда, что после всех убийств и измен его ждет быстрая, легкая и достойная смерть.
Когда серьезный разговор подошел к концу, гости еще некоторое время продолжали застолье. Потом вышли на улицу и стали прощаться, ибо рабы, выпущенные из заточения в задней части дома, уже готовились провожать своих хозяев домой. Торий, весь перебинтованный, взобрался на паланкин, который несли четверо крепких, как на подбор, нубийцев, — должно быть, их ему кто-то одолжил. Поскольку он пострадал, отважно защищая меня, хотелось проявить заботу о нем.
— Роскошный экипаж, Торий, — подмигнув, с восхищением заметил я. — И кто же твоя благодетельница? Не иначе как чья-то богатая женушка?
Он попытался улыбнуться, хотя ему мешала это сделать сломанная челюсть.
— Увы, нет. На сей раз носилки я приобрел сам. И рабы тоже мои. — Он откинулся на подушки, и паланкин тронулся.
Я отметил еще одно странное обстоятельство: Бестия уносил с собой новую тогу. Кроме того, что края тоги были оторочены пурпуром, ее также украшала скифская вышивка — орнамент с изображением растений и животных. Получив в дар тогу претексту, он заручился обещанием Катилины занять соответствующую курульную должность, когда тот придет к власти. Впрочем, вышивка была совершенно излишней — вполне достаточно было бы пурпурной полосы. Подобная тога, наверное, стоила дохода от среднего по величине города. Несомненно, носилки, равно как и тогу, подарил своим сподвижникам Катилина, который, кстати, славился скупостью. Любопытно, откуда у него взялись деньги?
Когда все гости разъехались, Катилина положил руку мне на плечо, давая знак остаться. Я и сам был не прочь задержаться, на то у меня имелись свои причины. Когда все разошлись, мы вернулись в атрий. Рабы принесли вино, и некоторое время мы молча пили.
— Давай, Деций Цецилий, — наконец произнес Катилина, — задавай вопрос. Тот, который мучил тебя весь вечер.
— Не один вечер, Луций, — ответил я, — но уже довольно давно. По меньшей мере со дня званого ужина у Семпронии.