— Спасибо, Милон, — я поднялся, собираясь уходить. — Пока не знаю, что делать. Но ты мне подкинул несколько ценных мыслей. Надо их обдумать.
— Останься пообедать, — предложил Милон.
— Увы. Мне предстоит прием у египетского посла. Птолемей-Флейтист опять попал в переделку и ищет поддержки у всех чиновников Рима. Он стал у нас таким частым гостем, что впору предоставить ему римское гражданство.
— Что же, не смею лишать тебя столь замечательного общества.
Милон встал и, обхватив меня рукой за плечи, проводил до двери.
— Помнишь, я говорил о том, как неудачники находят друг друга?
— Да.
— Если захочешь выяснить, не замыслил ли и впрямь кто-нибудь государственный переворот, предоставь им возможность найти тебя. Они всегда ищут себе подобных. Только не делай этого слишком явно, а просто вскользь упомяни о том, что, мол, выгодные предложения насчет твоего будущего назначения шли тебе прямо в руки, однако эти честолюбивые планы разрушили могущественные завистливые враги. Впрочем, ты сам знаешь, как лучше сказать. Только пусть думают, что это они склоняют тебя к преступлению, а не наоборот. — Он на мгновение запнулся, затем добавил: — Попытайся закинуть удочку в присутствии Квинта Курия.
Я поблагодарил Милона и, простившись, покинул его дом. Как всегда после разговора с ним, у меня было ощущение, будто на меня снизошло некое озарение, благодаря которому оказалось, что терзающая меня неразрешимая задача яйца выеденного не стоит. Милон имел способность отметать все лишнее и проникать в суть вопроса. Его не тревожили бесполезные страхи, нравственные соображения и прочие не относящиеся к делу вещи, которые во множестве занимали мой ум. В своей целеустремленности в достижении власти он не уступал ни Клодию, ни Помпею, ни Цицерону, ни Цезарю, но был куда более приятным в общении, чем они, не исключая и Цезаря, который, чтобы добиться чьей-то поддержки, мог залезть в душу.
Почему мне самому не пришел на ум Квинт Курий? Среди ополчившихся на власть людей он был подозреваемым номер один — человеком, которому предъявлялись обвинения в половине предусмотренных законом преступлений и подозрения во всех остальных. Если в Риме действительно замышлялось нечто злостное, то без его участия не обошлось. Несколько лет назад цензоры исключили его из Сената за скандальное поведение. Будучи выходцем из древней знатной семьи, Квинт Курий считал, что богатство, высокое положение и общественное почтение ему были жалованы вместе с именем. Он и ему подобные никогда не могли постичь, каким образом «новые люди» типа Цицерона могут становиться консулами.