— Гражина, ради бога, открой!
Она обомлела. Откуда какая-то незнакомая женщина знает ее имя?
Нетерпеливая мольба повторилась:
— Гражиночка, умоляю! Это я, Ципора.
Ципора?! Она же за теми оградами, в гетто.
— Умоляю, не прогоняй! Только не прогоняй!
— Сейчас… — От волнения рука никак не справлялась с ключом. — Сейчас…
Наконец он подался, и в едва приоткрытую дверь втиснулась какая-то незнакомая женщина. Лица не было видно — его по самые глаза скрывал темный платок.
— Спасибо! Большое спасибо, что впустила, — взволнованно Ципориным голосом заговорила пришедшая. — Я напугала тебя? Прости, но никто не видел, как я сюда входила. Да я же без звезд. Сорвала, когда колоненфюрер был впереди, и юркнула в проходной двор. Стояла, пока не убедилась, что никто за мной не погнался. Сюда шла как все, по тротуару и уверенным шагом, хотя уже отвыкла так ходить.
Внезапно оборвала себя:
— Ты никого не ждешь?
— Нет, нет. Не беспокойся.
— Хорошо. Я скоро уйду, чтобы успеть до комендантского часа вернуться в гетто. Дождусь на соседней улице, подальше от твоего дома бригаду наших и пристроюсь к ним.
Гражина принялась снова зажигать лампу. А Ципора все еще не могла остановиться.
— Вам тоже не дают света?
— Дают. Только часто отключают. Говорят за то, что мы недостаточно плотно маскируем окна.
Фитиль в лампе занялся, Гражина чуть увеличила пламя и наконец повернулась к Ципоре. Едва сдержалась, чтобы не выдать своего потрясения: до чего Ципора похудела! Щеки впалые, скулы выпирают. И глаза погасшие.
Чтобы скрыть свою растерянность, поспешно отвела взгляд.
— Пальто не снимай, у меня холодно.
— Спасибо. И главное, спасибо, что не отказалась впустить меня.
Ципора умолкла. Гражина подумала, может быть, пришла оттого, что голодная.
— Извини, хлеба у меня нет, только завтра будут отоваривать талоны на четверг и пятницу.
— Я не за этим, — тихо ответила Ципора.
— Я часто не удерживаюсь, съедаю двухдневную норму за один день. Но у меня есть картошка! — Сняла с примуса кастрюльку, отлила воду и вывалила дымящуюся и вкусно пахнущую картошку на тарелку.
— Поешь, Ципора.
— Спасибо. А ты?
— Я варила на завтра. Сварю себе еще. У меня есть.
— Можно я съем только одну, а остальные отнесу своим?
Гражина кивнула. Заговорить боялась — голос задрожит. Смотрела, как Ципора, отложив одну картофелину в сторону, остальные семь аккуратно, в один ряд, укладывает на свой шарф, заворачивает его, а чтобы лежащие в шарфе картофелины не выпали, «преградила им путь» большими булавками.
— Вносить что-нибудь в гетто нам запрещено. У ворот обыскивают. Но искать на затылке пока еще не догадались.