— Траубе? Его здесь нет.
— Он переехал?
— Нет, он умер.
Шель, потрясенный, растерянно молчал. Женщина смотрела на него выжидающе.
— Но ведь… он же писал… просил навестить… ждал меня…
Старуха молча пожала плечами. В коридоре первого этажа кто-то вполголоса напевал популярную песенку.
— Когда это случилось?
— Три дня назад. Вчера его похоронили. Вы родственник?
Шель заколебался.
— Нет, — ответил он. — Но мы были хорошо знакомы.
— Вы не немец? — продолжала расспрашивать старуха, косясь на его костюм и чемодан.
— Я приехал из Польши.
— Вот как! И вас отпустили?
— Как видите.
Наступило неловкое молчание. Старуха явно ждала, чтобы Шель ушел.
— Вы не могли бы рассказать мне, как это произошло? Я получил от Траубе письмо… Совсем недавно… Он ждал моего приезда…
Старуха еще раз окинула Шеля испытующим взглядом и проворчала:
— Тогда лучше войдем. Заходите. Я не могу здесь больше стоять, у меня молоко на плите осталось.
Шель молча прошел за ней на кухню, на редкость грязную и запущенную. Воздух там был пропитан противным запахом горелой капусты. На столе громоздились горы немытой посуды, над жирными пятнами и остатками пищи жужжали тучи мух, рядом с грязными тарелками валялись пустые консервные банки. Жирная рыжая кошка вылизывала стоявшие под раковиной кастрюли.
— Садитесь, — сказала старуха, подходя к газовой плите.
Шель осмотрелся. На всех стульях была разбросана одежда. Он поставил чемодан, снял с одного стула пару грязных башмаков и сел.
— Что вас интересует?
— Все. Видите ли, фрау…
— Гекль.
Он поклонился.
— Моя фамилия Шель. Старуха что-то буркнула в ответ.
— Я познакомился с Леоном Траубе еще во время войны. Мы были вместе в концлагере Вольфсбрук. После прихода союзников я вернулся в Польшу, а Леон остался здесь. Мы переписывались, он знал, что я должен приехать…
— Ах, вот что! — Фрау Гекль выпрямилась и, опустив глаза, сказала с деланной грустью: — Траубе повесился.
— Что-о?!
— То, что вы слышите, — повесился. На крюке от занавески. — Она сняла с плиты кастрюлю с молоком. — А знаете, в ту ночь я видела дурной сон, у меня выпадали зубы — это к несчастью! Сны никогда не врут. Утром, подметая площадку третьего этажа, я заметила, что дверь в комнату Траубе приоткрыта. Я постучалась, а когда никто не ответил, вошла и увидела его. Это было ужасно. Глаза выкатились, изо рта свесился фиолетовый язык. Боже мой! Я до конца своих дней не забуду эту картину! Потом пришла полиция… Вчера беднягу похоронили. На кладбище пришли два-три человека. Родных у него не было, мать умерла сразу же после войны.