«Это было в декабре (может, в конце ноября) 1923 г. Сергей Александрович в «Стойле» рассказывал друзьям: 10 декабря — десять лет его поэтической деятельности. Десять лет тому назад он первый раз увидел напечатанными свои вещи. Сам даже проект записки в Совнарком составил: «Юбилей Есенина. 10-го декабря исполняется 10 лет поэтической деятельности Сергея Есенина. Всероссийский союз поэтов, группа имажинистов и группа писателей и поэтов из крестьян ходатайствуют перед Совнаркомом о почтении деятельности».
«Придя домой, рассказал, что Союз поэтов и прочие собираются организовать празднование юбилея… Наше молчаливое отношение его очень сердило. Пару дней поговорил. Потом никогда не вспоминал о своем юбилее».
Эти строки воспоминаний приведены еще и для того, чтобы читатель воочию убедился, как «подчищен» Есенин. Фрагмент воспоминаний Бениславской — это пример фальсификации, которой снабжали все эти годы советского читателя.
Почему любящая женщина взывает в письме к Есенину: «Стансы» нравятся, но не могу примириться с «я вам не кенар» и т. п. Не надо это в стихи совать. И никому это, кроме Вас и Сосновского, неинтересно».
Не о Сосновском речь в «Стансах», как известно, а о Демьяне («Я не чета каким-то там Демьянам») но Галина Артуровна даже в письме не позволяет себе «трепать» имя Демьяна Бедного. Всегда тактичная и сдержанная в письмах, она довольно бестактно и грубо одергивает поэта и требует быть более покладистым и сговорчивым, взывает к благоразумию. Работая секретарем в «Бедноте», в той самой газете, где редактором в 1918–1924 годах (с перерывами) был Л. Сосновский, Галина Бениславская знала, с кем имеет дело, на какие подлости и шантаж способен этот партийный деятель, и не забыла, каких душевных мук и переживаний стоил Есенину «товарищеский суд».
Сотрудников своих Ленин знал неплохо. Характеристики давал, редко ошибаясь. Вот что он написал в адрес Льва Семеновича Сосновского:
«Тов. Сосновский даже превосходные статьи свои, скажем, из области производственной пропаганды, умел иногда снабжать такой «ложкой дегтя», которая далеко перевешивала все плюсы производственной пропаганды.
(…) Бывают такие не очень счастливые натуры, которые чересчур часто заражают свои нападки ядом. Тов. Сосновскому полезно было бы за собой, по этой части, присматривать и даже друзей своих попросить, чтобы они за ним присматривали».
На «товарищеском суде», обвиняя Есенина в антисемитизме, приводили самые нелепые примеры его скандала в поезде, где он обругал «жидом» высокого чиновника Рога, поведение в пивной, где сексоту Родкину, провоцировавшему скандал, обещал плеснуть пивом в ухо. Не исключено, что этот суд готовился как воспитательная мера воздействия на Есенина и крестьянских поэтов. Но, оставшись без твердой направляющей руки Троцкого, отошедшего от дел в результате тяжелой болезни, показательный суд превратился в фарс, обвинители не называли истинной причины обвинения, ибо истина могла восстановить общественность против Троцкого и его сторонников.