Видимость единства с народом была соблюдена, но Союз начал трещать по швам, потому что новое пополнение — в основном молодые люди — значительно отличалось в убеждениях от тех, кто ринулся в революцию в 1917 г. Они устали дожидаться мировой революции, и потому в 1925 году Бухарину пришлось много выступать с докладами, обращенными к комсомолу и молодежи, вразумлять, наставлять, доказывать, воспитывать («Ленинское воспитание молодежи», «Комсомол, за углубленную большевистскую работу!», «Учительство и комсомол», «О работе комсомола» и т. д.).
С комсомольским вожаком из Николаева он поговорит особо. Поговорит и тотчас «перевоспитает». Марка Цейтлина, страстного есенинского почитателя не стало, с новым именем он перешел в новое качество. Бухарин жаловался в письмах, оправдываясь, что его буквально затравили. Видно, потому и официальную статью о Есенине назовет прямолинейно: «Злые заметки». Всех пролеткультовцев настроил против него! «Многие критики не могли забыть «Москвы кабацкой» и наперебой упрекали Есенина в отсутствии выдержанной пролетарской идеологии». «Мужик, кулак. Он из тех мужиков, кто французскую революцию погубил», — говорили они про Есенина. «В то время в нашей прессе уже возникло пренебрежительное слово «есенинщина» (В. Мануйлов). Понимал ли хоть сколько-нибудь партийный руководитель, каково приходилось Есенину от его травли?
Совершенно справедливо характеризует Станислав Куняев «банду лихой молодежи, страшной своей спаянностью, наглостью и полной беспардонностью как в человеческом, так и в литературном поведении.
С кем у Есенина не могло быть никаких контактов, так это с «молодой гвардией» бездарностей, лихо копытящей на ниве русской словесности и потрясающей при каждом удобном случае своим национальным происхождением».
Так было на Кавказе, так было в Ленинграде, так было и в Москве. Гурвич вспоминает: «Я Есенина обожал, зачитывался его стихами, другим советовал читать их. За это мне здорово попадало от Пира (Пиравердиева) и особенно от Тарасова (напостовцы, сотрудники газеты «Труд»)». А вот убеждения молодого «октябревича» Безыменского: «Но ты — поэт. И враг. И пусть!/ Но все же странно, право слово,/ Что выучил я наизусть/ Твои стихи — врага лихого». Этот «октябревич» называет Есенина врагом. Есенин, конечно, не был другом, но не был и врагом пролеткультовцам. Они же почти все считали его недругом советской власти. Надо сказать, что пролеткультовцы не только Есенина считали несоветским поэтом, как ни покажется странным, пролеткультовцы и Маяковского не считали советским. Это потом, в 1935 году, когда Сталин «прозреет» для другого решения и воздаст должное «лучшему, талантливейшему поэту», все литературоведы сделают и Есенина советским.