О чем говорили за едой, она не понимала. Но это и не-важно, думала. Главное - все так обходительны с нею, особенно Хуснийэ, с ее лица не сходила улыбка, она то и дело подходила к ребенку, который лежал весь рас-крытый на их двуспальной кровати и блаженствовал в тепле, щебетала над ним. Разговаривали громко. Ага то о чем-то тихо рассказывал, то вдруг, перебивая со-беседника, возбужденно размахивал руками. Горячо, со страстью говорила Х.-х., поглядывая на нее и улыбаясь, и тогда лицо Хасая делалось мягче, дружелюб-нее.
Гейбат вдруг вставлял слово, и разговор вспыхивал. Х.-х., обнимая ее, что-то доказывала им, потом прижи-малась к ее щекам губами, и в ее глазах гостья видела слезы.
Она изучила Агу хорошо и видела, что он рад, что при-ехал в родной край. Но в нем появилось и что-то но-вое, неясное еще ей: он смущался, когда Хасай или Гейбат о чем-то ему говорили или спрашивали, и вино-вато опускал голову, но Х.-х. приходила ему на по-мощь, становилась за его спиной и обнимала за плечи, и гостье казалось, что Хуснийэ-ханум защищает его, рада, что он с женой и сыном здесь, и тогда снова все улыбались, головы согласно кивали, ей подвигали вкусную еду, которую она пробовала впервые. А за столом говорили вот о чем (жаль, что ни Теймура, ни Тукезбан не было). Хасай Are:
- Зря ты меня не послушался!
- В чем?
- Приехал не один, вот в чем!
- Как же мог я оставить сына? Гейбат:
- Подумаешь, сына! А от кого? Х.-х. вскипала:
- В своем ли ты уме?! Вы же в ее руках! Немедлен-но улыбнитесь! (Здесь Х.-х. целовала гостью. И лицо Хасая теплело, Гейбат улыбался. Ага опускал голову.) И снова Хасай Are:
- Одно я понимаю твердо: ей у нас не жить! И тебе напоминание, и нам. Пойдут расспросы, кто да откуда, все раскроется, и тогда мне несдобровать!
- Припугнуть надо, сама сбежит! - говорил Гейбат.
- "Припугнуть"! - передразнила его Х.-х.- Она вас так припугнет, что позора не оберетесь! Надо с умом подойти. Мне тоже ясно, что ей здесь делать нечего, не нашего круга человек! Но ребенок - Бахтияров, он - наш!
(Здесь Х.-х. вставала за спиной Аги и обнимала его за плечи. И Ага смущенно улыбался - ребенок-то ведь его и он очень привязался к нему.)
- Жалко его. И ее тоже жалко,- говорил Ага, и Х.-х. поддерживала его:
- А мне, думаешь, не жалко? - (подходила, обнимала гостью).- Мне тоже очень жалко, но, пойми, ей у нас жизни не будет и тебе мученье одно! Она же со-вершенно чужая! Не бойся, мы ей ничего худого не сделаем, не обидим, не звери ведь!.. Уверяю тебя, ей и без нас тоже будет хорошо! Да, да, очень хорошо, у нее свой мир, свои обычаи, а у нас свои! Что у вас опять кислые рожи?- (Х.-х. говорила, расплываясь в улыб-ке, и все, как по команде, следовали ее примеру, и ли-ца снова согревали гостью.)