- Пусть льстят твои братья! - сказал Гюльбала.- Противно угождать тебе! 
Мамиш насторожился: взгляд у Гюльбалы был точь-в-точь как в те далекие годы... "Я доказал тебе, что ты мразь, и могу делать с тобой все, что захочу! Так?" - "Так",- сказали другие. И Гюльбала стал разрезать бритвой шелковую рубашку Селима из Кре-пости. А потом тот шел и лентами на ветру развева-лась рубашка, "...доказал, что ты мразь!" 
- Вот вам и благодарность моего любимого сына! - Дерзость Гюльбалы воспринималась Бахтияровыми привычно: он рос, чувствуя за спиной силу отца, и все переносили на сына свое почтительное отношение к Хасаю. Даже теперь младший Хасаевич - Октай - го-ворил с дядьями требовательно, но к этому примешива-лась и капризность, вызванная тем, что Октай был сыном любимой жены, занимавшей привилегированное положение в семье Бахтияровых. 
- Я не виню его, мир так устроен. Одному чем боль-ше помогаешь, тем ненасытнее делается, думает, так и должно быть: ты помогаешь, а он принимает, да еще дуется на тебя, чем-то недоволен. А начнешь злое лицо показывать, льстит, пушинку с тебя сдуть спе-шит, слово в мед макает, чтоб слаще было. Не смотри на меня с такой ненавистью, Гюльбала, я же не враг тебе! И не о тебе речь. 
Вошла Рена. Она слышала Хасая. Разве мог умолчать Гюльбала? 
- А есть такие: мелют, что на ум взбредет, и филосо-фами ходят! 
а ну дай ему еще! 
Хасай вот-вот взорвется, Рена к Гюльбале, а не к Ха-саю, с ним управиться легче: 
- Прошу, не спорь! 
- А что ему спорить? Опустеют карманы, снова к от-цу придет,- заметил Ага. 
- Не быть мне Гюльбалой! 
- Да ну? Лотерейный выиграл? Клад открыл? Тогда магарыч с меня! Везу всех за город в шашлычную Али-Аббаса! 
Кормят быстро и вкусно, сколько бы ни приехало на-роду. С утра и до поздней ночи. Are не подотчетна, хо-тя он и любит иногда посидеть здесь с важным гостем. 
- Довольно, Хасай Гюльбалаевич, сколько можно бить по башке "я" да "я"! 
За Хасая тут же братья заступились: "Тебе бы радо-ваться, что такого отца имеешь" и "Ай-ай-ай!". Это Ага. Надо же, даже Мамиш повернул к Гюльбале лицо, мол, брось! 
а ты меня не слушай, врежь ему! Гюльбала удивленно посмотрел на Мамиша. 
- И ты? - И резко отвернулся от Мамиша. 
- Не видишь, выпил,- шепнула Рена Хасаю.- О Теймуре говори! 
- Ах, Теймур!..- и такая боль, что все умолкли.- Ес-ли и был кто из нашего рода самородком, так это Тей-мур. Весь в покойную мать. Чистый, как горный снег! Как скажет, так и сделает. Лучшим учеником в школе был! 
что ж ты умолк?! встань, скажи! 
Будто для Гюльбалы говорил, в назидание.