— Я просто понять не могу, почему из-за того, что сейчас другой день, мы должны сидеть на других местах, — канючила Берилл, пока гримерша и парикмахер вносили тщательно продуманные легкие изменения, призванные создать эффект хода времени. — Я постоянно летаю на этих чертовых самолетах, и не думаю, ой, наверное, мне нужно сейчас сесть не там, где вчера.
— Да, — добавил Родни. — Мне кажется, мы уже нашли подходящие места. Знаете, вроде как застолбили свое небольшое личное пространство.
— Да, но нам нужно показать зрителям, что сейчас другой день, — спорил Трент, напряженно глядя на часы.
— Именно для этого и меняют костюмы, дорогуша, — ответила Берилл. — Я поменяла пиджак, это другой день. Мне не нужно пересаживаться. Никуда я, мать вашу, не пойду.
Трент послал призывный взгляд Кельвину, но тот смотрел в окно и не заметил его.
— Кельвин, — сказал Трент. — Берилл не хочет пересаживаться для полета в Бирмингем.
Кельвин неохотно повернулся к нему.
— Берилл, дорогая, в чем дело? — спросил он.
— Каждый раз, когда мы снимаем другой день, этот придурок заставляет нас меняться местами. Зачем нам всегда садиться на другое место?
— Не всегда на другое место, Берилл, — заспорил Трент. — У нас всего шесть мест, а вы «посещаете» пять городов, поэтому комбинации получаются..
— Я разговариваю с Кельвином.
— Знаешь, дорогая, — улыбнулся Кельвин, — дело вот в чем. Сегодняшние съемки включают довольно много тщательно спланированных деталей, и мы пытаемся воссоздать не просто впечатление, что мы втроем целыми месяцами ездим по стране в поисках талантов. Например, во время прослушиваний в Манчестере вы с Родни поругались, потому что Родни ужасно обошелся с бездарной малышкой…
— Я буду ужасно с кем-то обходиться? — спросил Родни, тут же обрадовавшись.
— Да, Родни, будешь. Можешь использовать эту свою критику «острый, как журнальный столик», если хочешь.
— Дубовый.
— Не важно.
— Да, конечно. Это превосходно.
— Так что ты хочешь сказать, Кельвин? — резко бросила Берилл.
— Ну, дорогая, когда мы покидаем Манчестер, ты по-прежнему злая и грустная. Твои материнские инстинкты страдают оттого, как эту молоденькую разочаровавшуюся милашку оскорбил старый самодовольный дурак Родни.
— Самодовольный? — спросил Родни.
— Остроумный, — поправился Кельвин. — И ты, Берилл, сидишь отдельно в последнем ряду самолета в глубокой задумчивости. Тебе больше не нравится эта работа, и ты даже подумываешь об увольнении. Поэтому Трент хочет, чтобы ты сидела там, где Родни сидел по пути в Манчестер.
— А почему я сижу один по пути в Манчестер? — спросил Родни, преисполнившись подозрений.