Мадлен тут же отдала ей свое белье и пошла сообщить о предложении сеньоры Гутиерре Рэнсому. Подойдя к двери душевой, она осторожно постучала.
– Да? – раздался голос, и дверь открылась.
Рэнсом, голый до пояса, собирался бриться. Мадлен увидела крохотное зеркальце над старой, облупившейся ванной. Пораженная красотой его сильного, мужественного тела, Мадлен забыла, зачем пришла.
Рэнсом провел бритвой по щекам несколько раз, прежде чем произнес негромко, поймав в зеркальце ее взгляд:
– Я предпочитаю бриться по вечерам – утром люблю лишние пять минут понежиться в постели.
– М-м-м, – выдавила из себя Мадлен.
Какой волнующий момент – смотреть на мужчину, который бреется! Особенно на этого мужчину. Глядя на его крепкую спину, мускулистую грудь, покрытую негустыми волосами, Мадлен вдруг снова вспомнила ночь в отеле «У тигра» – и покраснела. Интересно, вспоминал ли он о ней? И был ли бы рад, если бы все произошло с ними снова? Она, наверное, умерла бы от счастья, повторись это еще раз. Тепло, нежность, страсть ночи… Мадлен чуть не застонала от наслаждения. Ну а потом? Что будет потом?
– Полагаю, миледи, вы пришли сюда не для того, чтобы смотреть, как я бреюсь? – сухо спросил Рэнсом, не отрываясь от созерцания собственного отражения и водя бритвой по подбородку.
– Нет, конечно. – Мадлен словно очнулась. – Сеньора Гутиерре может выстирать к завтрашнему дню твое грязное белье, если хочешь.
Рэнсом с сомнением оглядел свои грязные брюки:
– Думаю, было бы гораздо милосерднее по отношению к ней выбросить их.
– Она клянется, что к утру одежда будет как новая. Если, конечно, я правильно ее поняла – ты ведь знаешь, мой испанский оставляет желать лучшего…
Рэнсом пожал плечами:
– Мы ничего не теряем. Это моя любимая рубашка, между прочим. Может, эта сеньора Гутиерре умеет творить чудеса? – Он подобрал с пола брошенную рубашку и отдал ее Мадлен.
Она взяла ее двумя пальцами, не желая пачкаться. Еще два часа назад, вылезая из машины под дождь, Рэнсом отстегнул кобуру – и сейчас револьвер лежал на небольшом туалетном столике возле раковины. Мадлен смотрела на Рэнсома в немом оцепенении, когда тот расстегнул «молнию» на брюках. Этот звук снова пробудил в ней воспоминания об их единственной ночи. Рэнсом снова покосился через плечо на Мадлен.
– Я понимаю, ты уже видела все это однажды, – обратился он к ней, усмехаясь, – но, может, все же… – Он кивнул ей на дверь.
– Что? – непонимающе переспросила Мадлен, только через несколько мгновений осознав наконец, чего же он от нее хотел. – А, да, конечно! Прости, ради Бога! – Она вышла в коридор и закрыла за собой дверь, чувствуя себя ужасно неловко.