– Я готова, – произнесла наконец Мадлен деревянным голосом.
Рэнсом глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться:
– Симпатичное платье…
Стараясь не смотреть в его сторону, Мадлен опустила голову.
– А на тебе – тот самый галстук, – выпалила она неожиданно для самой себя.
Рэнсом нахмурился.
Мадлен, заметив это, стиснула зубы. Господи, почему же рядом с ним она не следит за собственными словами?
– Это мой единственный галстук, – пояснил он. – За исключением черного, который я надеваю на свадьбы и на похороны…
– Да-да, я помню, – прервала его Мадлен не без некоторого высокомерия в голосе. Она испугалась, что он тоже вспомнит о той ночи, а ей не хотелось больше никаких воспоминаний. Не сейчас.
– Идем? – обронил он.
Мадлен кивнула. Выйдя из ее комнаты, они пошли по огромному, длинному коридору, потом спустились вниз по лестнице и оказались в большом, со вкусом обставленном холле. Пройдя его, Мадлен и Рэнсом вышли в небольшой внутренний дворик президентского дворца, где им предложили напитки. Веракруса еще не было, но Мадлен насчитала человек двенадцать.
Сделав глоток из бокала, который любезно поднес ей Рэнсом, Мадлен не без удивления заметила:
– Французское шампанское! И довольно приличное.
Советники президента по международным вопросам имеют вкус к жизни, – сказал Рэнсом тихо, чтобы никто из окружающих их не услышал.
– Иностранные советники? – удивилась Мадлен.
– Именно.
– А тебя это не волнует? С точки зрения безопасности?
– Если ты спрашиваешь, поддерживаю ли и одобряю ли я все действия клиента, то я, разумеется, отвечу «нет». Моя задача – чтобы люди оставались целыми и невредимыми. И признаться, работу свою я люблю. – Рэнсом достал сигарету, закурил и продолжил: – Буквально за месяц до того, как президент Веракрус обратился к компании «Марино секьюрити» с просьбой установить надежную систему охраны во дворце, какие-то подонки чуть не убили двух его маленьких дочерей, которые мирно спали в саду.
– Я не… – попыталась вставить Мадлен, но Рэнсом, казалось, не услышал ее.
– По-моему, маленькие девочки совершенно не обязаны отвечать за поступки своего отца, кем бы там он ни был и сколько бы врагов у него ни оказалось. – Рэнсом посмотрел Мадлен прямо в глаза: – Когда я берусь за какую-нибудь работу, то думаю всегда приблизительно так.
Мадлен неожиданно почувствовала симпатию к этому человеку – как и в тот момент, когда он объяснил ей, почему не может извиниться перед Доби Дьюном. Она сама очень ценила независимость и самостоятельность мышления. Кроме того, Мадлен открыла в Рэнсоме спокойное благородство, которое он хорошо скрывал за циничными замечаниями и колкостями. Но Мадлен понимала, насколько опасно увлечься этим человеком. Что ни говори, ей следует быть настороже, когда он рядом.