За ночь, пользуясь темнотой, исчезло довольно много людей. Проще говоря, дезертировали. Когда я стоял на посту, у меня была возможность поговорить с пулеметчиками. Оказалось, что старшина, которого пощадил капитан, тоже ночью исчез. Значит, особист был прав. И прав был Федор Садчиков, когда стрелял из пулемета по разбегавшимся бойцам. Хотя вряд ли бы он стал делать это по собственной инициативе.
Нас стояло в лесу не меньше тысячи человек. «Стояли» — образно говоря. Лежали или сидели. Стоять разрешалось только постовым, и то в укрытии. Скажу, что нас не обнаружили благодаря крепкой, жесткой дисциплине. Как-то быстро сложилось, что, кроме командира полка (комиссар погиб во время бомбежки), нами руководили капитан Безуглов, помощник по разведке, и капитан-особист, фамилии которого я не запомнил.
Эти трое с несколькими помощниками передвигались по временному лагерю, проверяли посты, разговаривали с командирами рот и батальонов, записывали количество людей и оставшихся боеприпасов. Сидеть или лежать на одном месте очень тяжело, особенно пехоте. Да и наши остывшие после ночного марша танки стали холодными, как гробы. Мы поневоле выползли наружу и сидели на брезенте, тихо переговариваясь. На два танка нас осталось одиннадцать человек, в том числе три запасных механика-водителя.
Тогда у меня первый раз шевельнулась мысль, что выживают чаще всего механики-водители. Впрочем, доставалось и им. Несколько экипажей сгорели полностью. Попавший снаряд глушит всех, а там остается минута-две, чтобы выбраться из вспыхнувшего танка. Башня, конечно, более уязвима, но стрелка и командира защищает маска пушки, казенник. «Ищешь, где безопаснее?» — ехидно поддел я сам себя. Бесполезно. Судьбу не обманешь. Механик-водитель Князькова погиб даже не от прямого попадания. Снаряд взорвался метрах в пяти от танка, а механику сломало грудь и ребра, а лейтенант Князьков и Паша Закутный отделались синяками.
Этот октябрьский день полк прожил без войны. Она шла вокруг, а нас не коснулась. Я видел через прицел два промчавшихся немецких мотоцикла. Они отличались от наших жестянкой с номером, закрепленной на верхушке крыла переднего колеса. Еще выделялись каски и пулеметы, совсем не похожие на наши «Дегтяревы». Мотоциклы прошли в километре. Если бы остановились на прогалине, свободно бы разглядели нас в бинокли. Но они спешили по другим делам.
Прокофий Шпень без разрешения отправился искать еду. Глупо. У кого ее найдешь? Прокофий вернулся через час, злой, потирая спину. Оказывается, нарвался на патруль. Начал было чесать языком, острить, но ему врезали прикладом между лопаток и уложили лицом вниз. Потом приказали убираться к своим, и пусть скажет спасибо, что он танкист. Иначе бы за нарушение приказа…