– Как это случилось?
Обычно она ни с кем не делилась своей тайной. И ему не было никакой необходимости знать об этом, а то, что он переспал с ней, не давало ему права устраивать ей допрос. Но сейчас Фионе вдруг самой захотелось рассказать ему все.
– Как-то раз мать пошла со мной в церковь. Она усадила меня на лавку и велела ждать ее возвращения. Мне было страшно оставаться одной, но она обещала вернуться и уверяла, что беспокоиться не о чем.
Фиона глубоко вздохнула и смотрела на огонь, вспоминая.
– Она дала мне письмо. Я тогда еще плохо читала и не смогла разобрать, что там написано. Потом она ушла. А я стала ждать. – Девушка взяла на руки Тидбита и тихо гладила его. – Я ждала ее очень долго. Люди приходили и уходили, но моя мать не возвращалась. Наконец кто-то заметил, что я давно сижу одна. Вышел священник и заговорил со мной.
Фиона невольно поежилась:
– Наверное, тогда я начала понимать, что произошло что-то ужасное. Я плакала и не хотела отвечать на вопросы. Священнику удалось отобрать у меня письмо. Он не сообщил мне о его содержании, а я не спросила. Выражение его лица ясно сказало мне, что меня ждут плохие новости.
– Она написала там, что оставляет тебя на попечение церкви? – хрипло спросил Эли. Ему представилась маленькая темноволосая девочка с широко раскрытыми от страха глазами, сидящая одиноко в церкви в ожидании матери, которая никогда к ней не вернется.
Фиона кивнула.
– Это была долгая отвратительная ночь. Отец Маккарен пощадил мои чувства и не сказал, что мать меня бросила. Он сказал, что мне придется пожить несколько дней в монастыре. Когда несколько дней растянулись на несколько недель, а мою мать так и не удалось отыскать, он был вынужден объяснить мне, что теперь монастырь будет моим постоянным домом.
– Ты поняла, что произошло?
– Нет. – Она вздохнула. – Прошло много лет, прежде чем я поняла. Долгое время мне казалось, что мою мать похитили или силой разлучили со мной. Я подозревала отца Маккарена и считала, что он прячет меня от нее. Потом, когда поняла, что она по собственной воле оставила меня, я стала винить во всем себя.
– Тебя не пытались удочерить?
– Нет.
– Почему? Я не хочу показаться циничным, но ты наверняка была красивой девочкой. Почему никто не захотел тебя удочерить?
Она подняла на него угрюмый взгляд.
– У твоих родителей было пятеро детей. Кто-нибудь из них был приемным?
– Нет.
– Очень редко люди, имеющие собственных детей, изъявляют желание взять чужих. А те, кто берет, как правило, хотят получить младенцев, а не больших детей. Чем старше сирота, тем меньше у него шансов обрести семью. Кстати, первые несколько лет своего пребывания в приюте я была совершенно невозможным ребенком и только потом, став уже подростком, примирилась со своим положением и попыталась приспособиться к новой жизни.