Охнув, тот завалился наземь… И попал под копыта коней, и колесница Секенрасенеба, едва не перевернувшись, проехала по его груди. На губах упавшего показалась кровавая пена. Брр!
Все вдруг снова стало объемным – схлестнувшиеся в яростной сече воины, пыль с редкими проблесками выцветшего изжелта-голубого неба, шум битвы. А ведь вот сейчас – только что! – Максим ничего этого не видел, не слышал, не чувствовал. Видел только глаза врага, его всклокоченную грязную бороду, сверкающее острие меча. Ощущал смрадное дыхание, запах чеснока и пота. Ничего другого вокруг как будто бы и не было какое-то время. Словно бы исчезло все…
– А, что?!
Командир беззвучно открывал рот:
– …кафа!
– Какая кафа?
– Отряд Усеркафа! Он уже на подходе, уже недолго осталось! Только держитесь, парни!
Только держитесь…
Сеча продолжалась, даже вроде бы стала еще ожесточеннее, злее. Никто не щадил раненых – их добивали, никто не хвастал своим благородством – противника доставали и били всем чем угодно и как угодно. Нападали трое на одного, потом брались за следующего… Вон за кустом двое вражин наседали на лучника.
– Держись, Беду! Слава Амону!
Подняв оброненный кем-то меч, Макс рванулся на помощь. Помочь успел, отвлек на себя врагов, но и сам, обернувшись на громогласный вопль, получил по голове палицей. Густая шевелюра смягчила скользящий удар, но все же в глазах потемнело, и юноша со стоном повалился в пыль.
И не видел уже ничего.
Ни беспорядочно бегущих врагов, ни воинов Усеркафа, ни грозной щитоносной пехоты великого фараона Ка-маси. А вот его некоторые увидели.
– Эй, Каликха, постой!
– Что тебе, Ах-маси? Хочешь помешать мне ворваться первым во вражеский лагерь?!
– Не в этом дело. Смотри-ка, кто здесь лежит!
– Лежит? Ты, верно, хотел сказать – валяется, словно брошенный мешок… О, боги! Не может быть! Джедеф! Ведь это Джедеф, точно!
– Точно он! Кажется, не убит, ранен. Да-да, сердце бьется! Скорей! Эй, эй, колесничий! Заворачивай, заворачивай! Тебе, тебе кричу, дылда! Успеешь еще пограбить вражеский стан, всем достанется. Давай-ка сюда! Стой. Помоги-ка…
Глава 17
Весна 1553 г. до Р. Х. (месяц Паини сезона Шему)
Дельта. Наемник
Дикий гусь кричит
Жалобно в силках.
Бьюсь в плену любовном,
Словно в западне.
Начало прекрасных и радостных песен сестры, когда она возвращается с луга (Поэзия Древнего Египта в переводах А. Ахматовой и В. Потаповой)
– Ты найдешь его там во что бы то ни стало! Найдешь и предупредишь… если он, конечно, все еще жив. – Военачальник Рамос погрустнел, впрочем, тут же гордо вскинул голову. – Петосирис знал, на что шел. Знал, что враги могут бросить его тело на съедение гиенам, или оставить гнить в земле, или – сжечь! В любой миг поля Иалу могут стать недоступными для него, но Петосирис на это пошел, пошел ради своей родины, ради своих богов, ради всех нас – жителей Черной земли. Воистину это великий человек, да помогут ему боги!