Князь стреляет за мгновение до сигнала. Навскидку. Я хоть и ждал чего-то подобного, но не уследил. Пить меньше надо! Пуля срывает погон с левого плеча. Хорошо их учат в кавалерийских училищах! Теперь моя очередь! Вскидываю винтовку. Прицел выставлен, но с такого расстояния это не важно. Пока князь лихорадочно передергивает затвор, жду. Мне необходимо видеть белое лицо с двумя пятнами по сторонам. Инструктор учил нас: «Никогда не цельтесь в голову! Она маленькая и твердая. Цельтесь в корпус: он большой и мягкий!» Это правильно, но сегодня особый случай. Есть! Плавно нажимаю спусковой крючок и опускаю винтовку к ноге. На другой стороне поляны уже никто не стоит.
Лисицкий, семеня ножками в гусарских ботиках, бежит к князю. Следом – Рапота. Они наклоняются, трогают тело, затем выпрямляются. Идут ко мне. На лицо корнета противно смотреть.
– Прямо в переносицу! – губы у него дрожат. – Сзади – полголовы вырвало… Господи! Что я скажу его превосходительству, родителям?
У князя есть родители? Ну да, это мы сироты.
– Ваша очередь, корнет! Берите винтовку! Думаю, трех патронов нам хватит.
В его глазах ужас, лицо пепельное.
– Господин прапорщик! Послушайте… Я не одобряю вчерашнее поведение князя, так ему и сказал. Но мы друзья, он попросил… Долг чести… Если вас устроят мои извинения…
– Меня – вполне, но что скажет поручик?
Корнет умоляюще смотрит на Сергея. Тот напускает на себя важность, мгновение (очень долгое мгновение!) думает, затем нехотя кивает. Ну, Серж, ну, лицедей!
– Благодарю вас прапорщик! И вас поручик!
– Позаботьтесь о теле!
– Да-да, конечно.
Отдаю винтовку. Мы с Сергеем выходим на дорогу. По пути он сует мне пистолет. Возвращаю.
– Подарок!
– У меня в отряде «Маузер»…
Ладно. Пригодится…
У госпиталя нас встречает толпа. Сестры милосердия, санитары, даже врачи. С первого взгляда понятно, кого ждут. Быстро здесь разносятся вести! Выходим из пролетки, идем, как сквозь строй. Нас обшаривают взглядами. Почему-то смотрят на мое левое плечо. Погон! Пытаюсь приладить его на ходу – попусту. Ну и пусть!
На крыльце сам коллежский асессор.
– Живы! Не ранены?
– Никак нет! – это Сергей.
– А князь?
Сергей размашисто крестится. По толпе словно шорох прошел – повторяют.
– Корнет?
– Попросил извинения.
– Слава Богу! – бормочет Розенфельд. – Слава Богу!… Господа, прошу ко мне!
По скрипучим деревянным ступенькам подымаемся на второй этаж. В кабинете Розенфельд усаживает нас на стулья, сам остается стоять.
– Господа, у меня нет слов… Примите извинения за поведение моей дочери!
Сергей делает протестующий жест, но Розенфельд словно не замечает.