Он гордо кивает.
— Что ты считала?
— А, — она легкомысленно взмахивает рукой, — просто листья, падающие с деревьев, или проявления Божьего милосердия, или спасенных, или проклятых, или людей, которые будут помнить Сальвестро.
— Сальвестро? Кто он?
— Шесть тысяч девятьсот девяносто девять. Неважно. Ты знаешь какие-нибудь игры, малыш Пьерино? Я знаю только чехарду и Крысиную игру.
— Я знаю стихотворение, — говорит малыш Пьерино. — О его святейшестве. Прочесть его тебе?
Амалия с жаром кивает.
Его правая рука движется к груди (захватывая арфу Орфея), левая рука простирается к Амалии (настраивая арфу на эолийский лад). Малыш Пьерино раскрывает рот.
Флоренция — родина мощного Льва:
Трава зеленеет, бормочет листва…
И так далее. Амалия хлопает в ладоши, смеется, танцует и плачет — идеальная слушательница для пигмея-панегириста. Она даже присоединяется к его ямбическим прыжкам в конце каждой строки.
— Прелестно, малыш Пьерино, — заверяет она его, когда последний одиннадцатисложник раскатывается эхом по пустынному коридору. — Хотя…
— Хотя что?
Две тысячи двести два, думает Амалия. Все это время она вела счет про себя и продолжает вести сейчас. Вслух она говорит:
— Оно так совершенно, все строки такие гладкие, все тропы так изысканны… Но кое-что ты упустил, так ведь, малыш Пьерино?
— Упустил?
Он, кажется, снова вот-вот заплачет.
— Его святейшество посещал Прато, малыш Пьерино. Конечно, тогда он был не Папой Львом, всего лишь кардиналом Медичи, но он так славно позабавился в тех местах… — Она останавливается, потому что теперь малыш Пьерино и вправду плачет. Она обвивает руками этого пупсика, плаксивого поэтика. — Не расстраивайся, малыш Пьерино. Мы напишем недостающую часть вместе, напишем о Прато, и тогда ты сможешь продекламировать свое стихотворение его святейшеству. Он восхитится тобой, в точности как я.
Сопливый нос малыша Пьерино тычется в ее белоснежную шею.
— Хорошо, — сопит он с благодарностью.
Тысяча двенадцать. Тысяча одиннадцать. И дальше, дальше. Бедняга Сальвестро. При таком темпе никто вообще не будет о нем помнить…
Будь проклято это слово — «бедняга», а словосочетание «бедняга Сальвестро» — будь оно проклято вдвойне. Забудь о спасенных. Забудь о листьях. Маленькие проявления Божьего милосердия? На первый взгляд Сальвестро великолепно проводит время. Только пересчитайте его новых друзей: Папа, повар, посол, кардинал, младший дворецкий, виночерпий, шумливый гость, молчаливый гость, коротышка и дылда, стайка дрожащих музыкантов, чьи лица зачернены ламповой копотью, типы в шапочках (красных, черных, зеленых и синих), сенатор, финансист, дюжина картинных куртизанок (каждую из которых по какой-то курьезной причине зовут Империей), барон, лорд, ни единого священника, бесчисленные поэты (уже импровизирующие на тему его «праведных трудов»), сотня измазанных грязью нищих и секретарь. Каждый хочет пообщаться с Сальвестро, кроме, может быть, секретаря, который отягощен фолиантом в прочном переплете и пытается украдкой подать какой-то знак Папе, внимающему, как и Сальвестро, объяснениям Гидоля касательно