Черт, это же надо было так подставиться. Главное чтобы ко мне не рванула, тело еще корежит. Чешуя торчит повсюду, половина наружу лезет, вторая наоборот — внутрь прячется. Под одеждой не видно, но если подойти — возникает куча вопросов. Поднимаю руку и несколько раз машу, мол, со мной все в порядке. Откашлявшись, стараюсь чтобы голос звучал по нормальному:
— Я в норме. Сейчас.
Во рту пересохло и вместо нормальной речи из горла вылетает хриплое карканье. Но вроде сработало, сестра осталась у машины — шагов не слышно. Ноги дрожат в коленях, подняться получается только толкнувшись руками. Прямо иду с большим трудом, но удержаться от соблазна все равно не могу. По пути к машине, пинаю ногой одного из нападавших. Затухающая ярость требует выхода. Носок ботинка вонзается в бессознательное тело и опрокидывает его на спину. Повезло ему, если бы не свидетели — прыгнул бы всей массой ему на грудь. Уж очень яркое желание — взглянуть, как изо рта фонтаном бьет кровь.
— Твою мать! Что со мной!? — Пересохшие губы исторгают переполненный ужасом шепот. — Откуда это во мне!?
Я стоял на берегу Москва-реки, возле Строгинского моста. Голова пустая. Просто стоял опершись об ограждение, и смотрел как темные волны бились в набережную. Я только сошел с палубы речного трамвайчика. Драка и последующие размышления выжали меня как губку, но спокойствие реки подействовало успокаивающе. Мысли текли вяло. Возможно, я путаю умиротворение и отупение? Я не очень хорошо разбираюсь в особенностях игр человеческого разума. Это он заблокировал мои эмоции, чтобы я не сошел с ума? По-моему, уже поздно.
Странно, но я находил много общего между закованной в обручи мостов стихией и собой. Я тоже попал в оковы общества homo sapiens, мое сознание не свободно. Свободу я чувствовал два часа назад, когда собирался потрошить бандитов. Хотя, какие они бандиты, так — гопота. Но суть не в этом, убивать их я собирался медленно. Смакуя и растягивая удовольствие. А потом — сожрать. И самое хреновое знаете что? Я не чувствую никаких угрызений совести, никакого раскаяния. Слишком яркие впечатления от этой ярости, слишком живые картинки. Слишком сладкое послевкусие от этих грез наяву. Я изменился.
Женя правильно говорила, инициация оборотня процесс многоступенчатый. Тело изменилось, это заметили и приняли все. По необходимости, но в отношениях проскакивает что-то пренебрежительное. Воспоминания вызвали новую волну эмоций.
— Маги. — Я презрительно сплюнул на мостовую.
Как же держать это под контролем, если сознание ведет себя как капризный ребенок. Я же на невинные шутки начну смертельно обижаться. В прямом смысле слова. В памяти всплыли несколько словесных пассажей Косты на Борисовском. Я совершенно отчетливо помню, что тогда они вызвали у меня легкое раздражение. Почему же сейчас я хочу вырвать ему кадык и выдавить глаза? Черт! Теперь, когда начало изменяться сознание, моя задача чтобы никто этого не заметил. Потому что иначе система меня отторгнет. Сдадут церкви, распнут на кресте, сожрут из огнеметов или изрешетят серебром. Хотя с крестом я загнул, чай не Римская империя. А воевать против системы невозможно. Даже спрятаться не дадут, не в наш век высоких технологий. Представил себе, что я могу натворить в замкнутом помещении с кучей людей, и мне стало холодно. Мурашки по спине пробежали размером со слона. Если сорвусь, и пойду убивать направо и налево? Мирных жителей. В метро. В час пик. Жертв будет огромное количество, кровью захлебнутся. Потом, конечно, поймают и убьют. Может Граф сам шкуру и снимет, не зря Волков шутил про шубу и сапоги.