Я спрашивал Константина: «А кто расстреливал? Здесь была расстрельная команда?» «Да нет, — говорил он, — все участвовали в порядке очереди, но я в расстрелах не участвовал».
«Вы видели, как сжигают трупы?»
«Видел. Рубили лес, делали бревна, ими перекладывали трупы, получалась гора, ее поливали бензином и поджигали, горело больше двух часов, потом рассыпалось в прах, этот прах загружали в машины и увозили».
Я детально его обо всем расспрашивал.
«Как вас кормили?»
«Хорошо, было и мясо, и рыба».
«Что это за помещение?»
«Здесь был бордель, утеха для персонала».
«А девушек привозили откуда-то?»
«Нет, — говорит Константин, — их отбирали из числа заключенных, — все они, как правило, были худенькие, истощенные, где-то около месяца они находились в госпитале, их кормили, потом их проверяли врачи, их переодевали, укладывали им прическу, все это делала бордель-дама, которую привезли из Берлина, и, когда уже считали, что девушки «в форме», им давали нагрузку».
«А какой была нагрузка?»
«Десять-пятнадцать человек в день».
«Но как долго они могли работать при такой нагрузке?»
«Да, — говорит, — и месяца они там не выдерживали, потом случались нервные срывы, психические расстройства, девушки плакались, бросались на посетителей, когда они становились непригодными, их выбраковывали и тогда вместе с остальными узниками расстреливали».
— Жители каких стран были узниками этой «фабрики смерти»?
— В основном, из восточной Европы. Люди, арестованные за те или иные прегрешения — с точки зрения фашистов. Там были и евреи, и украинцы, русские, поляки, венгры… Очень много людей.
Лагерь уничтожить, все сжечь
— А когда этот концлагерь прекратил свое существование?
— Как стало известно из документов, осенью 1944 года, когда к Жешову уже подходили части Красной Армии, руководство дивизии СС «Галичина» получило указание от Гиммера: лагерь уничтожить, все сжечь, так, чтобы и следов никаких не осталось. Потом уже началось уничтожение людей в ускоренном порядке. Семьсот пятьдесят тысяч — по данным польской прокуратуры. Это такое же количество людей, которое было уничтожено в «Освенциме».
Мы все осмотрели, ознакомились с документами, запротоколировали показания свидетелей, зафотографировали следы преступлений на местности. Уже непосредственно перед отъездом я спросил моих польских коллег: «А как же так получилось, что факт существования этого концлагеря не был представлен на Нюрнбергском трибунале?»
— И что ответили поляки?
— Ничего вразумительного. Говорят: «Мы занимались осмотром, опросами, но уже после Нюрнбергского процесса».