– А Михаил Олегович знает об этом?
– Ну конечно! Только я три докладных ему написал по этому поводу.
– И что директор?
– Говорит, сообщил куда следует. Принимают меры. Интересно будет узнать у него, какие именно.
И почему он не сказал мне при встрече ни о мерах, ни о причине, вызвавшей их. Не нравится мне ваше поведение, Михаил Олегович! Более того, оно вызывает подозрения!
Белобоков озабоченно смотрит на часы.
– Да вы и сами можете пронаблюдать. Приступ должен начаться через десять минут, ровно в полночь. Словно бес вселяется в наши компьютеры. А как изгнать его... Разве что попа пригласить и святой водой терминалы окропить, – криво усмехается начальник смены в аккуратно подстриженные усы. У них что, все мужчины усатые, что ли?
Дверь в каморку вдруг широко распахивается, и на пороге появляется девушка. Светлые волосы ее влажно блестят, плащ потемнел и набух от влаги. На лице двумя слезинками застыли дождевые капельки. Они притягивают мой взгляд, словно магнитом.
– Ой, Виктор Алексеевич!.. Я никак не могла раньше, честное слово! Да еще этот дождь... Я на такси приехала, – оправдывается девушка, для убедительности широко раскрывая и без того огромные глаза. Именно от них-то я и не могу оторвать взгляд, а вовсе не от капелек.
– Во-первых, здрасьте! – насмешливо отвечает начальник смены. – Во-вторых, познакомься: инспектор Управления Полиномов Павел Андреевич. И если он сообщит в рапорте, что производственная дисциплина хромает на обе ноги, Михаилу Олеговичу будет трудно отстоять нашу квартальную премию. А это – Элли, лучший программист центра.
– Ну, так уж и лучший... Надеюсь, инспектор не станет ябедничать? – полуспрашивает-полуутверждает Элли, и я вдруг с ужасом понимаю, что готов тут же выполнить любое, самое сумасбродное ее приказание. Любую, самую фантастическую просьбу. Любое, самое потаенное ее желание... Споткнувшись на этом двусмысленном слове, я вновь обретаю утраченный было дар речи.
– Не наябедничаю, – говорю я хрипло. Но у Элли в этом нет никаких сомнений: она уже вьшорхнуда из каморки, оставив дверь приоткрытой. Стрекотание
принтеров становится громче и окончательно выводит меня из транса.
– Я хотел бы посмотреть, как начинается приступ «лихорадки».
– Если он будет сегодня, – хмуро говорит Белобоков, вставая.
Мы выходим из кабинетика, и я сразу же отыскиваю глазами Элли. Она – в «тихой» комнате, отгороженной от машзала стеклянной перегородкой. Прозрачная – и призрачная! – защита от шума. Скорее психологическая, чем физическая. Несколько письменных столов, две «персоналки»... Элли крутит диск телефона. Видимо, абонент занят, и это очень раздражает ее. Скользнув по мне невидящим взглядом, она швыряет трубку на рычаг и сердито барабанит пальцами по стеклу, покрывающему стол. Хотел бы я быть тем человеком, которому бросается звонить красивая девушка, даже не успев привести себя в порядок. Мокрые волосы слиплись висюльками, лицо еще не высохло... А все равно – хороша!