Бакшеев подошел поближе к юнцу, внимательно его осмотрел и сообщил:
— Обознался, ты друже. Эт мурзин слуга — стихоплёт-
— Какой-такой стихоплёт? — удивлённо переспросил вяземский воин.
— Ты татарское наречие разумеешь? — ответил вопросом на вопрос Афанасий сын Петров.
— Да словес полста знаю, а более нет, да и не желаю знать, в полон, не дай бог попадешь, там хошь — не хошь, а разучишь.
— Вот ты его, мил человек, и не понял. А он прислужник мурзинский, хуч и ближний. Он для услаждения свово господина речи складывает, уж больно родовитые татаре складно молвить любят. Яко скоморох в обчем —
Мозг служивого явно закипел, он снял шлем и начал озадаченно чесать затылок. Бывший порубежник же начал с пленным разговор по-татарски и спустя несколько минут мальчишка на цепи начал что-то декламировать. Язык был восточный, но это были или стихи или песня, рифма явно присутствовала.
— Вишь он и по арапски, и по татарски стих складывать учён. Кий же с него мурза? — ухмыльнулся Бакшеев.
— Можа он поп бесерменский? — надеялся на лучшее помещик.
— Ну где ж видывали муллу, чтоб бородёнка еще не проросла? — уничтожил надежду рязанский знаток — Скоко в плату хотел получить?-
Вяземец натужено пытался представить себе попа без бороды, у него явно не выходило, и он сконфуженно произнёс:
— Чаял рублёв сто аль хоть полста-
— Ты, вроде, муж зрелый. А баишь будто белены объелся. Ты спрашивай за этого полудохлого никчёмника сразу бочонок злата. Не расторгуешься, но хуч люд подивишь-
— Твоя каковская цена будет?-
— За ради маеты твоей с дщерью несчастной, да княжича нашего доброты великой одарим пятнадцатью рублями, деньгой московской, не порченой —
— Можа мурза за своего ближника поболе окуп-то даст?
— Ежели жив с брани вернется, да восхочет выкупить, то и даст. Можа люб ему энтот отрок, у татаровей знаш, грех содомитский почасту бывает. Не проверял?-
Помещик аж подавился словами и только замычал нечленораздельно, вовсю в отрицании тряся головой.
— Озюн кетлюк, урус!!! Озюни сокарым!!! — припадочный татарчонок начал биться в цепях.
— Вот, за живое взяло, чую дело тут не ладно, надо бы повременить с куплей — заключил Афанасий.
— Христом Богом прошу, забери ентого сына нечистого — взмолился уже на все согласный дворянин из Вяземского уезда.
— Эх, ладно, раз обещался — возьмём, княжича моли, чтоб не снял мне голову за таку растрату казны пустую — переключил на меня внимание Бакшеев, сам сделав рукой жест конвою, чтобы вязали буйного мальца.
— Княже, сделай милость, забери ирода, я за твоё здравие свечу в две гривенки весу в церкви поставлю, век бога молить буду — надрывался торговец ясырём.