По светлому следу (Томан) - страница 41

В дверях появился седой бородатый мужчина в брезентовом плаще. Высокий, слегка сутуловатый, он будто нес на плечах своих непосильную тяжесть. Широкое, с крупными чертами лицо его казалось усталым.

— Разрешите, товарищ Дружинин? — низким, чуть-чуть глуховатым голосом спросил он.

Секретарь райкома партии молча кивнул. Вошедший твердым шагом подошел к столу, попросил разрешения сесть.

— Да, пожалуйста, товарищ Хмелев, — с любопытством разглядывая его, ответил Дружинин.

— Я не оправдываться к вам пришел, Владимир Александрович, — взволнованно произнес Хмелев, — хотя и знаю, что мне теперь не очень-то доверяют.

Большим клетчатым платком вытер он пересеченный глубокими морщинами загорелый лоб, вздохнул и произнес, чуть понизив голос:

— Я к вам по очень важному делу…

Помолчав, будто собираясь с мыслями, добавил:

— Пришел предупредить вас.

— Предупредить? — Владимир Александрович резко поднял брови.

Хмелев спокойно выдержал пристальный, взгляд Дружинина и спросил:

— Я знаю, что вы только что из области вернулись. Надо полагать, директивы важные привезли?

— Какое, однако, это имеет отношение к вашему предупреждению? — насторожился Дружинин.

— Прямое. Я хочу сообщить вам, что один из краснорудских заводов заминирован. А ведь они, наверное, скоро будут восстанавливаться.

— То есть как это заминирован? — удивился Дружинин.

— Фашисты поставили на одном из заводов мину замедленного действия, — пояснил Хмелев.

— Откуда вам известно это?

— Это длинная история.

— Рассказывайте.

Дружинин достал папиросы, закурил, предложил Хмелеву. Тот вежливо отказался.

— По-прежнему некурящий, значит?

— По-прежнему, Владимир Александрович. А о замысле фашистов узнал я таким образом… Но тут мне придется рассказать вам, как я жил в те дни. В партизаны, как вы знаете, я не пошел, а остался в городе. Фашисты, видя, что человек я немолодой, беспартийный, к тому же собственный домик имею, решили меня привлечь на свою сторону. Предлагали частную мастерскую открыть или пойти работать в полицию. Хвалиться не буду — в морду за такие предложения я им не плевал, а отвечал очень спокойно, что человек я нейтральный и люблю тишину. На деле-то, впрочем, помогал я кое-чем местным партизанам… Разные сведения полезные им сообщал, выполнял кое-какие поручения. Были бы живы командир и комиссар партизанского отряда, они бы это засвидетельствовали…

Хмелев взглянул на Дружинина, невесело улыбнулся и продолжал:

— Вот видите: обещал не оправдываться, а не сдержался. Уж очень обидно мне, Владимир Александрович!.. Ну да ладно, не будем об этом… А фашисты между тем меня обхаживали. Особенно обер-лейтенант Гербст старался. Он на квартире у меня стоял. Добряка передо мной разыгрывал. Похлопал раз меня по плечу и говорит: “Папаша, советской власти капут. Надо привыкать к новым порядкам. Местечко тепленькое надо себе облюбовать, пока не поздно”. Вижу я — дело плохо. Надо или врагам служить, или в лес подаваться. Но тут Михаил Петрович, комиссар партизанского отряда, которому я обо всем докладывал, вдруг предложил: “Соглашайся на их предложение, Тихон Егорыч. Открывай частную лавочку, она будет нам хорошим прикрытием. Мы при ней явочную квартиру организуем…” Однако тут случилась беда. В тот же день в тяжелом бою комиссар погиб, не успев, видимо, сказать о своем замысле командиру отряда, — продолжал Хмелев, переведя дух. — Я, впрочем, о его смерти не знал ничего и удивлялся, почему никто из партизан ко мне не приходит. Только позже стало мне известно, что попал партизанский отряд в засаду и потерял многих своих бойцов. Я между тем дал обер-лейтенанту Гербсту согласие открыть частную кузнечную мастерскую. Гербст был инженерным офицером и имел от командования задание организовать механические мастерские. На восстановление заводов у них силенок не хватало…