Целью культа Диониса был экстаз, который «мог означать все, что угодно, начиная с поисков своего „истинного Я“ и кончая глубинным изменением личности». Мазохистское переживание, независимое от сексуального выражения, имеет ту же цель. Карен Хорни высказала следующую гипотезу:
В конечном счете все мазохистские устремления направлены на удовлетворение, а именно: добиться того, чтобы забыться, избавиться от «я» со всеми его конфликтами и всеми его ограничениями. В таком случае мазохистские феномены, которые мы находим в неврозе, должны представлять собой патологическую модификацию дионисийских склонностей, которые, видимо, затем распространяются по всему миру.
Хорни, наверное, права в отношении цели забвения, существующей в мазохизме. Несомненно, экстаз такого забвения — сущность дионисийского, как и всякого мазохистского переживания, в процессе которого человек так далеко выходит за свои рамки, что теряет свою идентичность. Однако психиатрия постоянно приравнивает это желание забыться к патологии. В прежние времена, в менее светскую эпоху, оно считалось стремлением к единению с божественным образом, и его экстаз был мистическим. Как нам отличить патологию от культового поклонения? Или как найти отличия между грубым эксгибиционизмом и драматическим экстазом? Рассмотрим случай Элизабет из Гентона, средневековой монахини, краткую историю которой пересказывает Краффт-Эбинг как пример патологического мазохизма:
В результате самобичевания розгами она действительно вошла в состояние вакхического сумасшествия. Как правило, она бредила, когда, возбужденная необычным бичеванием, была уверена, что соединилась со своим «идеалом». Это состояние было ей настолько приятно, что она часто кричала: «О, любовь, о вечная любовь, о любовь, о, вы, Божьи твари! Кричите вместе со мной: „Любовь, любовь!“»
Если мы начнем искать патологию, то, несомненно, найдем ее в крайностях, в самобичевании, в сумасшествии вакханалий, в любви. Точно так же мы можем найти ее у всех святых. «В жизни почти каждого святого мы видим попытки приблизиться к страдающему Христу через боль, вызываемую самоистязанием». Казалось бы, христианская святость требует здоровой дозы мазохизма. Но тогда всех святых следует считать немного сумасшедшими.
В Помпеях, в Замке Мистерий, хранится серия древних фресок, и существует поверье, что на них изображена женская инициация в дионисийской мистерии. Совершенно невозможно передать молчаливую, возвышенную красоту этих творений, не говоря уже о том, чтобы описать их словами. Но эти иллюстрации, в особенности две или три из них, позволяют рассмотреть нашу тему в контексте мифа. Эту сцену инициации мы можем считать инициацией души через подчинение энтузиазму — божественной одержимости.