- Я хочу увидеть, как вы… делаете это… Нет, ну сначала сам… Попробовать. Потом еще… Посмотреть, пощупать… Рассмотреть все… Мне казалось, что в порнофильмах все не по- настоящему… Я не верю, что все так... Хочу увидеть вживую… Ну и там как пойдет.
- И… И что дальше? – я растерялся на несколько секунд, но постарался взять себя в руки.
- Дальше? Если все будет, как я хочу… То ничего не будет. Я никому ничего не скажу…
- Что не скажешь, Гриша? – Ленка уселась на стул между нами.
- Лена, Григорий не будет никому говорить, что видел нас. Я думаю, надо вернуть ему телефон, – нарочито спокойным голосом сказал я. Во всяком случае, мне показалось тогда, что голос мой звучал спокойно.
- Да ладно… пусть он будет у вас… для гарантии. - Гриша покраснел и опустил глаза.
Лена вопросительно посмотрела на меня.
- Нет-нет, надо отдать ему телефон.
Лена кивнула, залезла в сумочку и протянула ему телефон.
- Я ничего не скажу… Правда… Ну, если вы…
- Гриша, мы сделаем все, что ты захочешь! – Лена вкрадчиво посмотрела ему прямо в глаза.
Гриша отвел взгляд, а потом сказал:
- Я все-таки смущаюсь, но это пройдет…
- Расслабься, все будет хорошо… - Лена улыбнулась ему самой дружелюбной из своих улыбок.
Так началось наше сексуальное рабство.
И тут я подхожу к самому трудному в моей истории.
Описание секса - это всегда серьезная проблема для автора. Если, конечно, не ставить цель писать порнографию или пытаться всех шокировать. Описывать красиво можно только красивый секс, и это уже эротика получается. А некрасивый секс? Стоит ли вообще о нем писать?
По-хорошему, секс вообще крайне спорная материя для литературы. Как высказался некогда лорд Честерфилд, «значение любовных утех сильно переоценено: позы нелепые, удовольствие минутное, расходы огромные». Оставим на совести старого развратника затраты и сиюминутность удовольствий, тут все у всех по-разному, но вот что позы нелепы – это факт. И как эти позы описывать? И зачем? Тем более по-русски. Давно сказано, что на нашем чудесном языке говорить на такие темы можно или матом, или в медицинской терминологии. Притом непонятно, что хуже.
В былые времена мне стоило бы просто написать некую многозначительную фразу и опустить занавес до того самого момента, пока герои не сойдут с ложа любви или, как минимум, не перейдут к посткоитальным разговорам. Но на дворе 21-й век – это первое, и секс давно уже многократно и разнообразно описан в таких терминах и подробностях, на фоне которых мои писания едва ли покажутся чем-то чрезмерным.
И главное: в общем-то, рассказ мой о сексе, хотя мне и непросто в этом признаваться даже себе, - это второе. Мы живем жизнью мыслящего существа только после секса. Или до него, когда мы слишком маленькие и мозг занят познанием мира и всякими милыми детскими радостями. Недаром Иммануил Кант написал в своем дневнике чудовищную по правдивости фразу: «Наконец я стал импотентом и могу заняться философией». Потому что заниматься чем-либо кроме секса, пока половой вопрос актуален для человека, крайне сложно, если не сказать – невозможно.